Гуляем!
Урал предрождественский иссиня-чал,
Вершины приплюснуты снежной полудой…
Знакомец лютел: «Я своё отмолчал!» –
И водку не пьёт, а глотает с посудой!
Сергей Макаров
Опять Новый год перешёл в Рождество –
Дни сизых носов и засохшего сыра…
Друг, иссиня-чалый, творит волшебство:
Посуду глотает – не хуже факира!
Уже не вернёшь – хоть ревмя обревись –
Жбан с новой полудой и с медною кружкой.
Три дня продержался кофейный сервиз,
Но – съеден под водку, занюхан горбушкой!
Знакомец лютел и мотал головой –
В разводах рассола, брат белой горячки.
…Приплюснут похмельем, Урал чуть живой
С утра пробуждался, как леший от спячки.
В три ручья
Плачу, плачу, сам не знаю,
Что я слышу, что жалею…
Слёзы-думы, думы-слёзы
Застилают мне глаза.
Как больно плакать от своих стихов,
Уподобляясь нервному ребёнку…
Вот голос мой, вот слёзы, вот душа…
Слова, слова, как ангелы, во мне
Смеются, откровенствуют, рыдают…
Пишу свою простую песню слёз…
Но верю я, но верю я судьбе,
Всё пережив, сбегу я от терпенья
И, расплескав все слёзы по тебе,
Без памяти вольюсь в твоё веленье…
Евгений Раевский,
из книги «Благодарю»
Ночь напролёт сушу пиджак бордовый,
В трудах бессонных таю на глазах:
Совсем не просыхает мой бедовый –
Стихи слагает по уши в слезах.
Оно бы хорошо – почёт, известность…
Да сыростью замучено село.
У нас и так болотистая местность,
Дороги от рыданий развезло,
Соль на полях, скудеют урожаи,
А Геше всё равно – слезами сыт!
К утру размыть плотину угрожает:
Поэму пишет, плачет, голосит –
Про рыцарский турнир, про замок древний,
Про деву, что маячит между скал…
Теперь надолго паводок в деревне:
Опять Евгений слёзы расплескал!
Пограничное воспитание
Я гражданин не той страны,
Которую навяжет всякий…
Когда я сдохну, то собаки
С российской взвоют стороны.
Владимир Шемшученко
Когда я сдохну, на костях
Славяне выпьют после драки,
И пограничные собаки
На трёх завоют языках.
Геннадий Волноходец,
из пародии на В. Шемшученко
«Мой славный пёс, мой пёс дворовый –
Советский, но с приставкой «экс», –
В тебе развился нездоровый
Полиглотательный рефлекс.
Подумай сам по-человечьи:
Оскал твой грозный бестолков –
Не подходи с цыганской речью,
Ату японских чужаков!..
То братской мове предан рабски –
В экстазе трёшься о штаны,
То вдруг залаешь по-арабски:
«Ваг! Ваг!» – и лижешь след луны.
Ты над Невой не вой, вояка,
Не рвись напрасно на цепи,
Ведь ты же русская собака –
Хлебай баланду и терпи!»
…Опять не спит кобель упрямый!
Наслушавшись моих стихов,
Скулит, скребётся, роет ямы
До первых финских петухов.
Депрессия
Печь. Поёт огонь. В избушке стены
пьют тепло. В окне расцвёл узор
снежного цветка. Душа полена –
дым летит домой в замёрзший бор.
Из чёрных труб, как сперма,
плывет белёсый дым.
Борис Орлов
С утра он жёг черновики –
плоды глухой бессонной ночи.
Взамен тепла живой строки –
зола чернеющих отточий…
У музы вольный, гордый нрав –
не пригрозишь ей поединком…
Цветы морозные собрав,
о славе он гадал по льдинкам.
Дымок струился не спеша,
огонь гудел в печурке мерно…
На миг почудилось – душа!..
Но пригляделся лучше – сперма!
Неолимпийский вид
И, покуда каурых и рыжих
хлещут пьяным кнутом ямщики,
ты не сможешь скатиться на лыжах
по небритому склону щеки.
Андрей Романов
Не смогла я на стареньких лыжах
Докатиться до мужней строки –
Загнала всех каурых и рыжих,
Беговые купила коньки.
Тренировки засели в печёнке,
За два года – один выходной.
Но зато я стройна, как девчонка, –
Угонись-ка теперь за женой!
На лихие сравнения падок
Мой любимый… Была не была! –
Остриём соскользну меж лопаток,
Полспины раскроив до седла.