Дмитрий Николаевич Киршин

писатель, учёный, общественный деятель

Ярость любви

1

Руку и сердце –
вместе до гроба! –
Необоримо,
просто и свято.
…Где же гнездилась
гордая злоба?
Кто же виновен
в ссоре заклятой?!.

Шёпот свиданья,
тайна сближенья…
Но захлестнуло
ревностью души!
Дом обернулся
полем сраженья,
Купол венчальный
местью разрушен!

Вспыхнули стрелы,
стяги взлетели! –
Тaк негодяя,
тaк иноверца!..
Бьём в ослепленье,
губим без цели:
Руку – за руку!
сердце – за сердце!

2

«Ты предала! Ты предала!..»
Глухая боль, тоска глухая
Нежданно сердце обожгла,
К полуночи не утихая.

Смогу ль ревнивый гнев избыть?
Поддамся ль мстительной обиде?
Так просто было разлюбить!
Так нелегко разненавидеть!..

3

Покончено с властью лукавых слов!
Безжалостный лунный свет
Сорвёт, как лохмотья, любви покров,
Сведёт колдовство на нет.

Не стану играть и не стану мстить,
Не стану взывать к судьбе…
За годы терпения – мне платить,
Расплачиваться – тебе!

Сияние льстивой убогой лжи
Другому слепцу дари –
И никни на грудь, и листом дрожи,
И нежным огнём гори!..

Пустая неволящая краса
Не стоит тревожных дней!
Довольно! На всё тебе полчаса –
И прочь!.. Из души моей…

4

…Нет, не карету – пистолет!..
Стрелять в упор и целить снова!
Лети, отточенный ответ,
Казни, отравленное слово!

Отмщенью сердце отвори –
Ты жертва, обвинитель, кара –
Сожги надежду изнутри,
А для последнего удара
Всю боль земную собери!

Не усомнись, отвергни жалость
И благородство сокруши!..
…Любовь сегодня задержалась
На тёмной стороне души.

Дикарка

В ожидании день
тает медленно, словно по капле.
Трав прощальную дрожь
ощущает под вечер земля.
После долгих дождей
все пути безнадёжно размякли,
Лишь на лодке к тебе
доберусь я, туман шевеля.

Под приглядом старух
недоступной ты ходишь и строгой,
Но лишь избы уснут, –
отдаёшься свободе ночной.
Я к тебе приплыву
золотистой закатной дорогой,
Серебристой тропой
возвращусь в полнолунье домой.

Жеребёнок тепла
сентябрём, как просёлком, умчится…
Пустоту октября
много легче осилить вдвоём.
Отчего темноту
выбираешь ты, будто волчица,
И боишься войти
в мой ухоженный, солнечный дом?

…Вновь озёрная гладь
ледяной оторочена кромкой,
До начала зимы
повидать я тебя не смогу!..
Часто чудится мне
в тишине, по-осеннему ломкой,
То ли вой, то ли плач
на незримом твоём берегу.

До гроба

Вновь дебош наверху, в сто первой:
– Пьянь!
– Зараза!
– Подонок!
– Шлюха!..
«Бьёт из ревности – любит стерву!» –
За стеной возмущались глухо.

Поздно за полночь звуки драки
Оборвались гортанным криком…
– Прекратили грызню собаки!
– Точно звери в угаре диком!..

…Он в милицию сам под утро
Позвонил, протрезвев от боли,
И признался: «Убил лахудру!..
Плохо помню… Зарезал, что ли…»

«Воронок» подкатил под окна,
Допросили соседей в сотой…
«Я без Нюрки совсем подохну!..» –
Горько вырвалось хриплой нотой.

Мелом выписан контур драмы
На протёртом холсте паркета,
И багрово-темны, как шрамы,
Пятна крови меж пятен света.

Я под вечер в твой дом озарённый войду,
Где бездонны глаза, и слова не пусты,
И желанья парят, не боясь высоты,
И безмолвие не предвещает беду.

Мне пророчили звёзды погибнуть во зле,
И отчаянье рок предрекал по руке.
Сколько раз умирала душа в старике –
Воскресала в ребёнке опять на Земле!..

Я в твой дом озарённый молитву внесу
Негасимую… Пусть не застану тебя,
Мне так важно сегодня, бессонно любя,
Веткой с юной листвой трепетать на весу!..

Ночь мерещится сквозь ледяную слюду,
Тени чёрных деревьев дрожат на ветру…
Я, конечно, умру… но иначе умру –
И под вечер в Твой Свет невечерний войду.

Блюз слепых

Чьи руки лежат у меня на плечах?
Кого обнимаю нежданно? –
Любимую? Смерть ли?
В незрячих глазах –
Надежда, смятение, вера и страх.
Я счастлив… Но как это странно!

Разбитое зеркало кроткой души,
Пред кем ты сияешь смущённо?
Мелодия плещет в минорной тиши…
Господь, на минуту прозреть разреши
Отверженным и не прощённым!

Позволь нам увидеть любимых своих –
И благо прольётся как миро!
…Всё кончено – голос оркестра затих.
Так холодно жить!..
оставаться в живых
Под сводом безмолвного мира…

Мефистофель

В темноте он бродил вне себя –
Пленник мрачной, тревожной печали!..
Небеса из-под звёздной вуали
На скитальца взирали, скорбя.

Вспоминал затуманенный взгляд:
Ева, Гретхен, Лаура, Джульетта…
Им – безмолвие вместо ответа,
Лунный холод – заменой наград.

Утром встретил Орфея в Аду…
Одинаковы все Эвридики! –
И насмешливы, и многолики…
«Всем геенной воздам по Суду!»

День занялся… Распластан в крови
Покоритель сердец окаянный:
В эту ночь он убил Дон-Гуана –
Самозванца на троне любви.

Перемешались волею Творца
Песчинки дней.
По жизненной пустыне
В сады благоухающей святыни
Веду свой караван – и нет конца
Чуть видимой тропе ушедших лет.

Манит с небес ночной мираж вселенной…
Но жажду вновь увидеть драгоценный,
Оставленный в песке неясный след.

Хотя бы след!
Я некогда любим
Был на земле сыпучей, раскалённой…
Был удостоен звания «влюблённый»!
А нынче – безнадежный пилигрим.

Уже и сам не верую в сады,
В живую тень спасительного края,
Не чувствую – и значит, умираю…

Я перейду близ выжженной гряды
Из бренности в иную ипостась
И, навсегда спокойный и свободный,
Покину караванный путь бесплодный…
Лишь час любви и вспомню, возносясь.

Гость

Под матицею – сутолока мух
В плетёном полушарье абажура…
«Погасим свет».
– «Пусти!..»
Клонясь понуро,
Червлёный диск за озером потух.

«Сыграем в города: Надым».
– «Москва».
Сердца вбирают негу травостоя,
Втекает сумрак патокой густою,
В нём, растворяясь, плавают слова…

«Архангельск».
– «Керчь».
Легко дышать вдвоём
Пречистым светом, что готов пролиться
Из летних звёзд, невидимых в столице…
«Москва – была!»
Медовый воздух пьём,
Бок об руку – притихли без огня.
Солгите мне, что любите меня!..

Когда вам холодно, когда подступит ночь,
Минуты тягостны, часы невыносимы
И вдруг почудится: никем вы не любимы –
Не верьте сумраку, гоните бесов прочь!

Они, лукавые, вольны свести с ума
Бессонной смутой, одиночеством, тоскою
И манят к бездне обещанием покоя…
Не верьте разуму, когда на сердце тьма.

Услышьте любящих:
их слово – исцелит
От обречённости пустого увяданья,
И шрамы памяти разгладит состраданье,
И ангел спустится и душу осенит…

Когда вам холодно, не слушайте себя;
Внимая любящим, воспрянете, любя.

Мой верный пёс, в колени не дыши.
Любовь ушла – родник укрыт песками!..
Я занавешу зеркало души
Спасительными чёрными очками.

Восторг и страсть разбиты на куски,
Я голос чувства слышу словно эхо.
Смешно себе заказывать венки,
Да только сердцу нынче не до смеха.

Доверья нить тонка и коротка,
Едва порвёшь – родятся боль и жалость…
Бессонной пыткой в памяти тоска:
Ушла любовь, а женщина – осталась.

…Она войдёт – с собой наедине,
Как будто кокон сухости соткала, –
И по привычке улыбнётся мне,
И пса потреплет по спине устало.

Полночь. Тускло расцвечено
Ресторанное дно.
Полусладкая женщина
Пьёт сухое вино.

Миг – и грешницей шаткою
Поплывёт меж людьми,
И коснётся украдкою,
Словно скажет: «Возьми!..»

Что мне, пьяному, пьяная –
Страсть, награда, беда?!
То ль пришёл слишком рано я,
То ль забрёл не туда…

Потерпевший крушение –
Протрезвею к утру.
Голос мне в утешение
Отзовётся: «Умру!..»

Опальный возраст…
Ни при чём Бальзак –
Всему виной отмеренные годы…
Всему виной – осенняя природа,
Пожухших листьев окаянный знак.

Жизнь – в эпилоге: ценят по труду,
Целуют руку и зовут к обеду;
Беседка стала местом для беседы,
Большим зонтом, оставленным в саду.

Пора забыть ночного соловья,
Бессонницу пиров, корриду танца…
Как трудно с вами навсегда расстаться,
Любимые игрушки бытия!

О старость, беспородный верный пёс, –
Надёжней друга, неотступней тени, –
Ты умной мордой тычешься в колени,
Остаток дней веля прожить всерьёз.

Скули, скули, заботливый тиран,
Пророчь душе предсмертное ненастье!
Ещё потлеть, ещё пригубить счастье,
Презреть унынье, не заметить ран!..

Под вечер, уходя поодиночке,
Ещё шутить о свитах, о пажах…
И прочитать в тускнеющих глазах
Любви невысказанной строчки.

Разлука

…Южный берег незнакомой страны,
Дикий пляж и мы блаженно-нагие:
Те же души, только лица другие –
Без прощального венца седины…

Сто шагов по золотому песку,
Сто касаний нежно-зыбкой планеты…
Светом близости беспечно согреты,
Мы не слушали кукушку-тоску.

Южный берег…
Был отъезд как арест:
Три свидетеля, в купе заточенье,
Полушёпот обещаний, влеченье…
И тяжёлый чемодан, словно крест.

Август вынес приговор: «Навсегда!»
Горечь спрятана в улыбках-уликах…
Ночь дрожала и дробилась на стыках…
Невской осени близки холода.

…Дай мне, Боже, не поверить себе,
Уходящему по кромке прилива,
Что любовь я промотал торопливо,
Бросил в море, как монету судьбе.

Предыдущий буклет   |   Следующий буклет