Дмитрий Николаевич Киршин

писатель, учёный, общественный деятель

Стихотворения 76–90

«Я слышал, пастырь, ты почти не рад
Свершившейся победе над ордою:
Не осенил торжественный парад
И пир героев окрестил бедою.

Святой отец, скажи при войске мне:
Кто в прах поверг безбожного соседа?!»
«Мой князь, нет победителей в войне,
А есть лишь те, кто празднует победу».

«К чему твои лукавые слова –
Ужель напрасны отданные жизни?!
Их именами полнится молва,
Их подвиг – слава веры и отчизны!

Вернувшиеся гордые сыны
Воздвигнут храм, сияющий во мраке!»
«Мой князь, нет возвратившихся с войны:
Здесь – лишь тела,
а души их – в атаке».

«Ты лжёшь! И будешь проклят и гоним!
В твоих молитвах, с истиной не дружных,
Кто заслужил прощения пред Ним?!
Кого ты превозносишь?» –
«Безоружных».

Когда уходят из-под ног
Арены, троны, постаменты,
Тропа лишений и тревог
Влечёт изгоев за порог
Кровавой, бесконечной лентой.

И снова – в путь, и снова – в Рим,
На форум ослеплённых ратей!..
Знамёна злобой осеним
И что-то Богу прокричим
На языке своих проклятий.

Тысячелетняя война,
Тобой отечество объято.
С небытием обручена
И хищной яростью полна
Душа безумного солдата.

В бою рождается тиран
Из пепла, силы и забвенья.
Здесь неизбывность вечных ран,
Здесь демон принимает сан…
Но верю в тайну Провиденья.

Надеждой сердце излечу
От эха поглотившей битвы,
Возьму из рук Твоих свечу
И что-то тихо прошепчу
На языке своей молитвы.

Где могила Авеля, Господь, скажи?!
Ни креста, ни холмика, – бурьян тщеты…
Обрели мы, грешные, завет во лжи;
На могиле Каина – всегда цветы.

У плиты надгробия толпится люд,
Пламень битвы множится в глазах пустых.
«Не было свидетелей! Оспорен суд!
Свято ли Писание?! Долой святых!»

Причитают нищие, и воют псы.
Плачущие варвары ведут детей.
Злобой остановлены любви часы,
Принимает ненависть парад смертей.

Болью и предательством полны века,
Кровью обагряется лазурь небес…
Золотом на мраморе горит строка:
«КАИН.
Год рождения… Почил…
Воскрес…»

Печальное дитя ликующего мира,
Зачем тебе слова, и чувства, и порыв?!.
Состарится душа, иссякнут звуки лиры,
Потомки сотворят гранитного кумира,
Послание добра в безмолвии сокрыв.

На пиршестве судьбы твоё уединенье
Разбудит царский гнев и ярость нищеты.
Ты славу омрачишь пророчеством сомненья,
Забывшим о веках – напомнишь о мгновенье,
Когда прервётся власть калифов суеты.

Ты опознаешь тьму по зависти и страху,
Ничтожество узришь в сиянии побед.
Возвышенный венец на шапку Мономаха
Не сменишь в час теней и, восходя на плаху,
У края бытия оставишь алый след.

Покоя и тепла не сыщешь ты отныне,
Лишь раны и хулу при жизни обретя.
Но верою цели заложников гордыни,
Даруй незрячим свет!.. Духовную пустыню
Любовью ороси, печальное дитя!

Минутам гнева

Укоротившие мой век,
Прощаю вас!..
Что есть творящий человек?
Господь на час.

Ведут к подножию голгоф
Его пути.
И слышится в молитве строф:
«Дойти! Дойти…»

Дарить прозрение беды –
Тяжёлый крест.
И обрываются следы
У лобных мест.

От Бога истины не ждут,
Но ждут любви.
И теплится в молитве смут:
«Благослови!..»

Ни словом я не отомщу
За клич расправ.
Благословением прощу
Своих варрав.

Пусть озарения огни
Несут им свет.
И кто бы ни были они –
Их больше нет!

За чертой

Прости мой траурный наряд,
Создатель горестных миров.
Прими шута последний взгляд –
За неимением даров.

Дитя из племени людей,
Твой верный раб и лицедей,
Не в силах продолжать игру
На царском гибельном пиру.

Надменна доброта твоя.
О чём просить и что посметь?
«Всё, кроме жизни…» Судия,
Умершему – что значит смерть? –
Не избавление от мук,
Лишь умножение разлук.

Я помню занавес огня,
Отнявший любящих меня.
Пусть не могу тебя винить,
Но – покидаю, властелин.
Ты слишком сильно дёрнул нить.
Прощай, мой бог.
Твой арлекин.

Уход

Рассветный луг, не тронутый людьми,
Каким его запомнили детьми,
В душе возник видением случайным.
Волною полусонного тепла
На берег утра вынесена мгла,
Искрится мир, пронизанный лучами…

Минувшее отрадней и ясней
Грядущей череды прощальных дней…
Должно быть, старость волю охватила:
И мог бы жить – да жаждать не могу…

Лишь там, на зачарованном лугу,
Беспечно мчусь, исполнен юной силы,
Цветы поют восшествие зари!..
Но ближе, ближе, ближе косари…

Вам угрожает тишина –
Когда в груди ничто не бьётся,
Когда душа не встрепенётся
И льдом окована весна.

Вас поглощает полутьма
Унылой жизни бесприютной
С её печалью поминутной,
Расплатой позднего ума.

Вы скажете: «И пусть… И пусть!..»
Так в тёмной келье, одиноки,
Ветхозаветные пророки
Талмуды шепчут наизусть.

Слабы, невнятны и пусты
Их речь, похожая на эхо,
Их искажённый смех без смеха…
Вам не хватает высоты.

Вернитесь в царствие живых,
Под солнце чувственной святыни,
И в тёмной комнате гордыни
Оставьте идолов своих!

Как эта роза одинока!..
Но как она благоуханна!
Прекрасна ликом подвенечным
И белизною смущена,
Свежее горного потока,
Возвышенна и первозданна…
В её цветении невечном
Таится вечная весна.

Дитя природы беспечальной,
Светил посланница живая,
Чиста, как ангел воскресенья, –
И прикоснуться не посметь!
К утру в обители хрустальной
Увянет роза, опадая…
Нет одиноким утешенья,
В любви не отыскать спасенья:
Две розы означают – смерть.

Поминовение

Твои шаги в последний раз
Замрут, не обратятся вспять –
И с тишиной войдёт страдание…
И миллионы чуждых глаз
Всё так же будут испускать
Своё холодное сияние.

Пора и мне сбираться в путь.
Вокруг отчаянье и страх –
Творенье дьявольского зодчества;
И страшно даже не уснуть –
Жить в этих четырёх стенах,
Бесцветной клетке одиночества!..

Душа, сокровище моё,
Ты оскудела от разлук,
Тоской о счастье измождённая…
Тебя клевало вороньё
Молвы, сомнения и мук –
Тебя, для вечности рождённую!

Возьмите бриллианты слёз –
Мне их с собою не забрать
В приют печалей мироздания…
И миллионы чуждых звёзд
Всё так же будут испускать
Своё холодное сияние.

Покинутым
(В продолжение мессы)

Кроткая, светлая, добрая, нежная,
Слишком прекрасная, слишком ранимая,
Томно-воздушная, мраморно-снежная,
Непревзойдённая, неповторимая.
Неповторимая, свято-бесценная,
Тихая, хрупкая, дивно-желанная,
Ты – благородная, ты – вдохновенная,
Ты – вознесённая, ты – бесприданная…

Неповторимая, обожествлённая,
Слабая, кроткая, верная, тайная,
Пылко-горящая, непревзойдённая,
Свято-бесценная, необычайная.
Необычайная, ясная, вешняя,
Слишком наивная, слишком открытая,
Вечно манящая, лакомо-грешная,
Ты – незабвенная, ты – позабытая…

«Всё проходит. И это…»

И это тоже не пройдёт! –
Откликнется надрывным смехом,
Забьётся подневольным эхом
И сердцем, брошенным о лёд.

Не всё проходит на земле,
Но в отголосках замирает,
Травой весенней прорастает
И фениксом живёт в золе.

Не всё умершее – прошло.
Душой и памятью хранимо,
Порой воскреснет, невредимо,
Что сгинуло и утекло.

Подчас вернётся мир иной,
Терзая: было, было, было!
Как много сердце расточило!..
Кто это кружит надо мной?

Не разглядеть… Не пережить,
Не миновать и не смириться!..
Но знаю: за чертой продлится
Судьбы оборванная нить.

Былого не затмят года –
Нелепа мудрость изречений:
И падший раб, и светлый гений –
Все остаются навсегда.

Жаннам Д’Арк

Вы загоняли тысячи коней,
Вы отсекали головы любимым,
Восторженно дыша победным дымом
В слепом небытии сожжённых дней!..

Вы родились от гнева и беды –
И оттого утрированно грубы.
Без поцелуев омертвели губы,
Душе услада – ратные труды.

Погасли чувства в пепельных глазах,
Привычно сердце к ярости всечасной.
Вы рубите сплеча рукою властной –
В атаке поздно думать о слезах!..

Но есть финал у дьявольской игры,
Как есть предел у всякой лютой воли.
Кричите же от бешенства и боли –
Вы сами разожгли свои костры!

Сергею Рахманинову

В последний раз ты с миром говоришь
На языке трагичном и бессмертном –
Армадой звуков, полчищем несметным
Вторгаешься в поверженную тишь.

Я слышу Командора первый шаг,
От грохота содомского немею;
Смеётся Вакх, танцует Саломея,
Пленённый Ирод отбивает такт.

Ещё аккорд – усталый Чингисхан
Под свод шатра из битвы возвратится.
Исток надежды кровью замутится –
И датский принц скончается от ран.

Ещё аккорд – и явится Пилат:
Свершился суд лукавого совета.
Вот крик раба, вот кличущий набат,
И лишь в конце четыре ноты света –
Плач ангела над алтарём распятий…

Бог музыки, ты проклял сам себя! –
И после, по гармонии скорбя,
Не превозмог сорвавшихся проклятий.

Затмение
(Фантасмагория)

Сегодня Господь собирает на пир –
Сегодня в церквах не поют, а стенают.
Бог милость на ярость до ночи сменяет,
Раз в тысячу лет ненавидя свой мир.

Безверием полон небесный шатёр,
Предчувствием зрелищ трагичных и смутных –
И бесы играют на ангельских лютнях
И лучшие ноты бросают в костёр.

Священная рать, преисподняя рать
Пьянеет от рьяного духа застолья
И, точно вином, наслаждается болью
Несчастных рабов, осуждённых сгорать.

Всевышний с бичом, в шутовском колпаке
На Вечном Престоле смеётся, хмелея;
Он правит всё горше, безумнее, злее:
Кровь Демона бьётся в Господнем виске.

Архангел приносит полотнище тьмы,
Расшитое золотом мести и славы,
И, очи Творца завязав для забавы,
Он души выводит из райской тюрьмы.

«Что выпадет этой душе на Земле?» –
«Мытариться, бедствовать, биться о стену
Людского ничтожества, гнева, измены;
Родиться во прахе, погибнуть в золе».

«Что выпало этой душе?»
– «Потерять
Возвышенность чувства и слово молитвы,
Идти над пучиной по лезвию бритвы
С желанием выжить и с жаждой распять!»

«Что выпало этой душе?»
– «Вещий сон,
Которому – сбыться и ввергнуть в мученье,
От радостных истин познать отлученье
И в грохоте дней раствориться, как стон!»

«Что выпало?!.»
– «Властвовать силой меча!
Давать своё имя кипящим проливам,
Казнить по закону и сгинуть счастливым,
Под маской лица утаив палача».

«Что выпало?!.»
Светлая полночь близка!
Потерянный Бог от безумства очнулся
И в Млечный поток с головой окунулся –
И прежнюю милость обрёл на века.

Но страждет Земля – ей гореть суждено,
Взывать, задыхаться, надеяться снова:
Господний порок торжества неземного
За тысячу лет искупить не дано.

Предыдущая часть   |   Следующая часть