ОБРАЗЦОВАЯ БЕЗГРАМОТНОСТЬ,
или ТАРАБАРСКАЯ ЛИРА АЛЕКСАНДРА КОБЫЛИНСКОГО
«Право, мне очень трудно судить одного из своих любимых учеников», – пишет в предисловии к сборнику стихов Александра Кобылинского его школьная учительница В.А. Павлухина. А судить Александра Исааковича надо, причём по всей строгости законов не только поэзии, но и русского языка, которые автор книги «Дождливая площадь» нарушает едва ли не на каждой странице.
Все мы со школьных времён помним пример неграмотного оборота из чеховской «Жалобной книги»: «Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа». Новая книга Александра Кобылинского «Дождливая площадь» словно бы специально создана для того, чтобы пополнить школьные хрестоматии образцами косноязычия и безграмотности.
«Не проповедь веду я, не мораль», – заявляет Кобылинский, не ведая, что «вести мораль» нельзя, не по-русски это.
«И прошлого комедии и драмы
Ни в смех вводили, ни бросали в пот».
Дорогие учащиеся шестого класса средней школы, перед вами образец неверного использования «ни» вместо «не», двойная ошибка в использовании стандартной языковой конструкции. В качестве зеркальных примеров – неправильное использование «не» в других стихах Кобылинского: «Где не ступи, фантазии души…», «Как бы трудно то не довелось…».
А вот отличный образец безграмотного применения глагола «гоним», когда автор хотел сказать «мы стремимся, спешим», а в итоге гонит неизвестно кого в разнообразные места:
«Думается: вечны…
Гоним, веселясь,
В тяжбы, судьбы, встречи,
В рассчастливый час».
«И душу поднимал, Сизифу точно». Дорогие школьники, по-русски нужно говорить: «точно Сизиф» или «подобно Сизифу», вас этому учили в седьмом классе. Вас, но не Кобылинского…
Порой автор «Дождливой площади» пытается блеснуть словотворчеством – тогда являются на свет новообразования типа «сосестриченька», «заблудья», «даденной», а яркие образы рождают благоговейный ужас профессиональных филологов: «увеличенный взгляд», «очки почти в семьсот раз зрячие», «бездомный щен», «óстрии лени и бдений», «практицизма близь»… Невооружённым, совсем не увеличенным взглядом видна кропотливая работа Кобылинского над рифмой: «жизнь–жить», «пришло–пошло», «вновь–новь» – налицо почерк большого… графомана.
«Не пугайте юных лебедей», – пишет заботливый плагиатор, словно бы не зная классического: «Не стреляйте в белых лебедей» (Борис Васильев).
«И уж не благостная весть» – с таким утверждением Кобылинского не поспоришь, уж благой вестью не является, хотя… для кого-то и лягушка – царевна. Одно воодушевляет – сам автор утверждает, что изменил характер своей ползучести: «Я не такой уж, как прежде».
Интересную классификацию друзей находим мы в таких строках Кобылинского:
«Всё до конца несу друзьям,
Любимым мной и нелюбимым».
Учащиеся шестых классов пусть сами найдут грамматическую ошибку во второй строке, я же отмечу глубокий философский смысл «нелюбимых друзей», с которыми автор вынужден поддерживать близкие отношения, преодолевая отвращение и мысленно матерясь при каждой встрече. Наверно, таким нелюбимым, падшим друзьям Кобылинский посвятил следующие строки:
«Паденья друга, как подъёмы вверх,
Где задыхаешься от воли с честью,
Где каждый первородный грех
Идёт не к нам в гримасах кровной мести».
Тут, правда, неувязочка вышла: неясно, кто испытывает подъём: то ли друг, то ли сам автор, впечатлённый дружеским падением.
Напрасно читатель пытается вникнуть в смысл сказанного Кобылинским:
«Кто не писал ещё, так это только я
Об отношении прямом, обратном,
Об очень близком, очень непонятном –
Основе грешного земного бытия».
Лучше бы автор и «не писал ещё» подобную бессмыслицу – ни в прямом отношении, ни в обратном. Впрочем, тарабарщина – рядовое явление в стихах Александра Исааковича, вот полюбуйтесь:
«Бог ты мой, ну как понять ему,
Прошагавшему потерь немало,
Где к рассеявшей на сердце тьму
Прикипел как бы в огне напалма?»
Или:
«Ты, образ друга рушив много раз,
Клялась себе, что верности он стоит.
И непритворно радовала глаз
Счастливого других: гораздо – втрое».
Или:
«Я ж хочу, и надрываюсь
И в большом, и в маленьком совсем.
Почему не понимают,
Что я не такой, как все, ну чем?»
Сложноподчинённые предложения потому так и названы, что они слишком сложны для Александра Кобылинского и не подчиняются его перу:
«Но кто за ностальгию нам воздаст,
Что в сторону и братья, и собратья?» –
задаётся вопросом автор, легкомысленно не посоветовавшись с пятиклассниками относительно правил использования местоимения «что». А зря – здесь налицо грубая стилистическая ошибка! Книга «Дождливая площадь» может служить неиссякаемым источником подобных неграмотных фраз:
«И тянешь лямки, раздирая душу,
И взваливаешь груз, себя виня,
Что мало для кого жизнь стала лучше,
Как будто одному её поднять».
Или:
«Ищу единственный тот путь,
Откуда мог бы к синеоким
Земным просторам я прильнуть».
И ещё:
«Иконописец, веря в дух икон,
Равно что я – придуманному мною…»
В качестве весёленького дополнительного задания по русскому языку ученикам шестого (максимум седьмого) класса предлагаю найти грубые ошибки в строках Александра Кобылинского: «Кто виноват здесь за любви потраву», «Мысли разные, что всем затурканы», «Будто “нечто” предстало в “ничто”», «Найти зависимость небесного с земным», «Усматривала только ей пристрастное», «Пока на тяготы ещё мы стойки», «Мне повезло! – на многое, на многое…», «Согласно трепета в душе нездешней», «Мечтать не смею и по раю». Ответы – в моей следующей статье.
Подлинное удивление вызывают строки из стихотворения «Удивление»:
«Перед иконой или чем-нибудь иным
(Не всё равно ли перед чем молиться!)
Наполнить душу стоит тем святым,
Что только в святость может обратиться».
Воистину странное святое, если оно только может обратиться в святость! Наверно, автор сих строк, призывая вдохновение, всю ночь молился перед чем-нибудь иным.
Явно не общением с иконами навеяны и следующие строки:
«Что найти должно, пускай находит,
Как то напророчил лучший Бог».
Надо полагать, Кобылинскому ведом не только «лучший Бог», но и «так себе Господь», и даже «плохенький Всевышний»… А как вам просьба к Богородице: «Не святотатством отдали. Приблизь…»? Святотатствующая Богородица – это ново и смело… когда бы не было так беспросветно глупо. Не умнее звучат и строки:
«Смерть приходит, как грех, –
Во искупленье!»
Тут грех, надо полагать, становится искуплением святости. Такова божественная кобылинская диалектика, последним образцом которой послужит цитата из стихотворения «Мишень».
«Я целюсь снова
В души сосок
Горючим словом
И – на курок.
Молю у Бога
Прицел не сбить.
Одна тревога:
По-божьи жить».
Напрасно тревожится Александр Кобылинский, жить по-божьи, увы, не обязательно, хотя перестрелка со Спасителем нашим не должна бы входить в планы поэта. Но вернёмся с небес на грешную землю, по которой в основном и мечется автор, раздираемый противоречивым желанием «позабыть и помнить всё земное».
«До жизни твёрд и мягок (не разжижен)», – заботливо уточняет инженер человеческих душ, не раскрывая, что будет после жизни, не растечётся ли по Руси этот словесный понос после переваривания в читательском мозгу.
«Только вот как будем завтра,
Если душ не сохраним?» –
пишет чистоплотный автор, озабоченный сохранностью душа. Подумать страшно, что случится, если мы не сохраним унитаз! – куда же тогда денутся стихи Александра Кобылинского?
«Ну что ж, меня нетрудно очернить», – пишет Александр Исаакович. Да, в общем-то, и не нужно, автор сам чёрным по белому расписывается в своей откровенной графомании.
«Я и больным способен долго жить
Под строгим наблюденьем вдохновенья», –
то ли радуется, то ли досадует автор. И диагноз свой не скрывает:
«То медленно, то неуёмно быстро клетку рёбер
Подпиливает сердце (сердце?!): “Вжить-вжить-вжить!”».
Но читателю ещё долго придётся выносить… вернее, не выносить «готовенького» автора, пусть даже его голова – «помятый жизнью куст». Хотя наш герой, по собственному утверждению, уже оказался за пределом добра или зла:
«О, черта ненавистная та
За пределом добра или зла
До того ты меня довела,
Что не в силах себя же достать…»
Зато «достать» читателя своими виршами для Кобылинского – раз плюнуть.
Конечно, в душе Александр Исаакович понимает, что всё его так называемое творчество пройдёт мимо культуры – по его корявому выражению, «будто не журчало, как ручей». Недостижимы для автора горизонты поэзии, «где так чист простор духовных зон». Да и читателю совсем не хочется очутиться в «духовной зоне», на жёстких нарах и при казённом пайке бездарной литературы.
В это трудно поверить, но Александр Кобылинский является членом Союза писателей России, не только публикует собственные опусы, но и регулярно редактирует стихи других авторов, беря за свои услуги немалые деньги. Я же, по доброте душевной, готов дать автору несколько бесплатных уроков, чтобы он не остался косноязычным недоучкой. Но будет ещё лучше, если Александр Исаакович вернётся за парту в пятый класс и под сенью средней школы немного подтянет свой посредственный русский хотя бы на уровень твёрдой тройки. Иначе его ждёт судьба, предсказанная в моём дружеском посвящении:
АЛЕКСАНДРУ КОБЫЛИНСКОМУ
Ко-косноязычный «мастер слова»,
Зря трясёшь писательским билетом,
В книгах – стихотворная полова,
Ни зерна таланта нет при этом.
«Богатырь поэзии» – хоть тресни!
Только местечковые акыны
Сложат на стихи твои копесни,
Сочинят во славу кобылины.
Дмитрий КИРШИН,
поэт, издатель, председатель секции поэзии
Российского Межрегионального союза писателей,
член Союза писателей России,
доктор философии в области литературоведения,
профессор литературоведения