С.В. Новиков
ФИЛОСОФСКАЯ ПОЭЗИЯ ИЛИ ФИЛОСОФИЯ ПОЭЗИИ?
Легко стать жертвой собственного Эго, войти в эклектику мироощущений и, отрицая позитивные процессы социальной жизни, строить фундамент собственного (порой непонятного даже самому себе!) мира иллюзий, в котором живут и паразитируют на воображаемых несчастьях наши художественные таланты, лишённые реального жизненного опыта.
В начале пути труднее осознать ненужность мудрствования и бесполезность труда, затраченного на поиски какого-то «особого» мироощущения, своего «особого» места в окружающем мире в отрыве от собственно Мира. Самоизоляция, созданная стремлением достигнуть полной самодостаточности, чаще порождает отрешённость, которая не столько высвобождает силы для творческой самоуглублённости, сколько толкает к саморазрушению.
Человек как феноменальный продукт Природы, по свидетельству философов, в особенности стоящих на позициях метафизики (и я грешен тем, что люблю порыться в её таинственных закромах), представляет собой микрокосм и так же, как и Вселенная, подчиняется тем же общим объективным законам рождения, развития, прохождения в пространстве и времени и повторения в следующих поколениях, порой в иных материальных формах.
Сжимая свою Душу, мы уплотняем собственную материю и поневоле, не осознавая этого, стремимся к Точке. Иными словами, сгущаем эмоции и достигаем, вне зависимости от их окраски, такого состояния плотности, которое приводит к взрыву, к саморазрушению.
Каждый из нас наделён Всевышним способностью к художественному самовыражению, содержание которого в первооснове своей есть божественная мудрость, крупицы которой мы таим в наших душах. Но лишь немногие из нас (по-видимому, именно им предназначено быть в той или иной степени жрецами) обладают прекрасной способностью в период кризисного состояния, наибольшего накала внутренних противоречий сублимировать биоэнергию в художественные образы, в произведения искусства, в нашем с вами случае, в стихи. При этом не стоит забывать о том, что сама по себе способность лишь инструмент и пока ещё туманные очертания чего-то неясного, но влекущего. Важно ещё научиться направлять этот дар изнутри во вне, откуда его будут (или не будут) потреблять люди: кто-то – с наслаждением и благодарностью, кто-то – с неприязнью и ненавистью.
Не пройдя собственной жизненной школы, не впитав благовония и миазмы окружающего мира, можно ли эстетически (с позиции философии искусства) управлять человеком с его страстями, философскими взглядами, художественными пристрастиями, грёзами и пороками да ещё и претендовать на то, чтобы тебя признали в качестве человека, владеющего мудростью, скрытой от других?
Даже Сократ – величайший философ не только своего времени – становится нам ближе и понятней, когда мы его воспринимаем не только с его школой общения со своими учениками, с его концепцией познания всеобщих ценностей духовного и материального миров, но и с его грехами в обыденной жизни, с пристрастием к лени и вину, с его борьбой с собственной женой Ксантиппой, отличавшейся бесподобно скандальным характером.
И как наиболее близкий для нас пример с точки зрения соотношения категорий философии и поэзии как наивысшей формы выражения своего духовного предназначения, упомяну только одного русского поэта – Даниила Леонидовича Андреева, который прошёл свой жизненный путь через страшную Владимирскую тюрьму уже в послевоенный период истории России и не озлобился, а возвысился над миром зла своими стихами, не придавая своим стихам философского значения. Имеет ли смысл пеленать себя в тесные холсты философии, наслаждаясь сознанием возможной непогрешимости и недосягаемости в поэзии? Попытаемся отделить зёрна таланта от плевел заблуждений.
ДМИТРИЙ КИРШИН
(литературно-поэтический портрет)
Стихи Дмитрия Киршина привлекли моё внимание вот по какой причине. Сработал мой собственный интерес к мастерству поэта в самом пространстве современной русской поэзии и к способности Киршина мистифицировать читателя своим Образом, претендующим на то, чтобы оставить след в сознании людей примерно такой же, какой он сознательно или бессознательно (по-моему, всё же сознательно) воспроизвёл в книге своих стихов «Философская лирика», изданной в 1999 году.
Этот портрет по своей психологической сущности является отпечатком лица человека, от которого ты уже отвёл свой взор. Этот след лишь на мгновение остаётся в сознании, потом незаметно уходит в подсознание и запоминается. Приём этот известен узкому кругу «посвящённых», но для человека, недостаточно сведущего в Кабале и чёрной магии, приём достаточно опасен. Однако не буду отвлекаться от предмета статьи, хотя это и трудно – автор книги всё ещё держит меня в психологическом (именно в психологическом, а не философском) поле своего эксперимента, а это уже интересно само по себе.
Предисловие книги «Чёрный квадрат» оставляет ощущение того, что автор (от неосторожности ли, от неопытности?) во время работы над текстом сумел ввести себя в состояние лёгкой суггестии (в данном случае, расслабления) и дошёл до определённой степени расслоения собственного сознания, что и позволило мне войти в лабиринты этого сознания и побродить по ним.
Да, с моей точки зрения, Дмитрий Киршин обладает значительным интеллектом и безусловным поэтическим талантом. Однако куда этот талант направляется? Автор заявляет, что «Взгляд его устремлён не вдаль, а вглубь мира – и тогда он вырывается из границ чёрного квадрата, от деяний, приносящих славу и унижающих душу». Но ведь изменение вектора пути не расширяет горизонты сознания; более того, взгляд вглубь мира, образно говоря, это и есть взгляд в Ад, взгляд, исключающий перспективу, которую несёт свет. Впрочем, теперь становится понятна общая тональность стихов «Философской лирики»:
Слов магический свет,
Тьмы безжалостный росчерк…
Каждый пятый – поэт,
Каждый третий – доносчик.
Так властительна плеть
И желанна безвестность!..
Здесь легко умереть
Без надежды воскреснуть.
Какую эпоху бичует автор, какую выполняет миссию?
Журавлиный мираж
Покидает Россию –
Птичий клин, отлетая, исчез…
И слабеющий крик:
«Не целуйте мессию!» –
К нам спустился от вещих небес.
Да и как это возможно, если эпоха совсем не ясна. Мы признаём величие Петра Первого как великого реформатора, сдвинувшего Россию с застывшей точки и придавшего ей необыкновенный динамизм в дальнейшем развитии. Но мы помним и о том, что Пётр предал смерти собственного сына ради того, чтобы Россия не вернулась в своё гнилое состояние. И каждая последующая эпоха России несёт свою роковую нагрузку. Чтобы постигнуть и понять «красоту безобразия», нужно подняться на крыльях интеллекта над Адом и, включив в венок лирики «Цветы зла», признать право души любого человека на цветы добра и любви.
Читаю стихи русского поэта Дмитрия Киршина, восхищаюсь отточенной технологией, совершенной формой, но всё больше впадаю в искушение разобраться в психологии, породившей эти стихи. Будучи жрецом любви к мудрости, ищу основу в философских стихах, которая покоилась бы на законе причинно-следственных связей, свойственных всему живому как в Природе, так и в человеческом обществе. Однако, увы, в прекрасных стихах блистает всеми гранями лишь один из способов познания мира – отточенное мышление, черпающее вдохновение в необъятных кладовых нереализованных инстинктов.
Говорю о красоте и гармонии стихов Дмитрия Киршина и в то же время опасаюсь признаться себе в том, что гармония этих стихов, превалируя над содержанием, начинает втягивать меня в мантрический ритм их звучания, в чёрный – нет, не квадрат – ритуальный круг для медитации, который выводит медитирующих из мира реальных человеческих чувств и сопереживаний в мир мрачной иллюзии вины за несовершённые ими деяния:
И с воем протяжным,
звериною песней,
В нас дух человеческий
горько воскреснет;
В груди шевельнутся
надежды осколки…
Но ныне и присно –
мы волки!.. мы волки!
В ряде взращённых на интеллектуальном поле стихов (а в голове так и крутится впечатление от игры Гарри Каспарова с компьютером: игра или превосходный образчик всё прогрессирующего процесса превращения людей в мутантов, бессознательно становящихся биологической добавкой к искусственному разуму?), которые зачастую напоминают синтезированную музыку и превращают процесс творения в колдовской процесс с его стремлением вовлечь читателей в мрачный круг насильственной экзальтации, встречаю пример того, что Дмитрию Киршину не чуждо и мастерство драматурга. Среди однообразных монологов вдруг появляется замечательная сцена с участием в ней живых героев, представляющих в психологическом накале противоречий различные точки зрения на одни и те же события:
«Я слышал, пастырь, ты почти не рад
Свершившейся победе над ордою:
Не осенил торжественный парад
И пир героев окрестил бедою.
Святой отец, скажи при войске мне:
Кто в прах поверг безбожного соседа?!»
«Мой князь, нет победителей в войне,
А есть лишь те, кто празднует победу».
«К чему твои лукавые слова –
Ужель напрасны отданные жизни?!
Их именами полнится молва,
Их подвиг – слава веры и отчизны!
Вернувшиеся гордые сыны
Воздвигнут храм, сияющий во мраке!»
«Мой князь, нет возвратившихся с войны:
Здесь – лишь тела,
Здесь – лишь тела,а души их – в атаке».
«Ты лжёшь! И будешь проклят и гоним!
В твоих молитвах, с истиной не дружных,
Кто заслужил прощения пред Ним?!
Кого ты превозносишь?» –
Кого ты превозносишь?» –«Безоружных».
Как ни странно, но это, пожалуй, единственное стихотворение, ассоциирующееся с понятием «философская лирика» применительно к любому историческому времени и любому жизненному пространству, вне зависимости от временных рамок и государственной обособленности пространства.
Оторвавшись от «синтезированных» философских стихов Дмитрия Киршина, вспоминаю Бориса Поплавского, прекрасного поэта русского зарубежья, и его «Автоматические стихи». Стихи двух поэтов, безусловно, разные, но их объединяет одно: они созданы интеллектом без связи с эмоциями, с общечеловеческими чувствами и реальными переживаниями этих чувств. Но если Б. Поплавский сам в этом признавался и не придавал своим автоматическим стихам какого-либо эзотерического значения, то Дмитрий Киршин на этом эзотерическом плане и выстраивает целый пласт своих стихов:
Вновь ускользает грань искусства –
И торжествует полутьма:
Иль разум, отнятый у чувства,
Иль дух, ослепший без ума.
В небесной и земной отчизне
Творцу назначен тайный срок –
И мы не пишем книгу жизни,
Но лишь читаем между строк.
Листаю Альманах «Золотое слово» за 2002 год – знакомое мне имя, вдохновенные строки; чистые, восходящие в своей безукоризненности к классическим образцам, аккорды сочетаний и созвучий. Россыпь набранных букв постепенно превращается в кружение страстей: «реквием хоров незримый» сменяет «благовест пути земного»; «порыв, что лозунгами вскормлен» подхватывает «тот дурман, что морфием рождён». «Ангел, демон, паяц…», «рождённый на Земле…», «отдавший день исканиям и спорам»? И, наконец, «на последнем дыхании»:
Я перестал бояться жизни.
Я перестал бояться смерти.
Вот оно! Её Величество Поэзия «как один из первичных омутов творчества», по меткому определению Бориса Пастернака, легко и просто проступила сквозь изощрённость мысли и пресыщенность чувствований. Теперь и я переведу дыхание и останусь вместе с Дмитрием Киршиным в мире земной красоты – вдруг «…вспыхнет Слово!»?..
Декабрь 2002 года