Ольга КОЗЛОВСКАЯ
(Санкт-Петербург)
|
Я особа…
(ассоциативная идентификация)
Я особа, приближённая к прекрасному,
Важно служба протекает при дворах,
При проспектах да при храмах – всё по-разному,
У Петра обворожительный размах.
Мне рождением предписано быть фрейлиной,
У мостами опоясанной Невы
О подол её, украшенный затейливо,
Трутся сфинксы грациозные и львы.
Ассамблеи посещать мне обязательно –
Кабалы нет ни приятней, ни вольней,
И с Трезини, и с Растрелли увлекательно
Вальс танцую я при свете фонарей.
В Летний сад на маскарады приглашённые
Иноземцы собираются толпой,
Там когда-то досточтимые учёные
Обретали, как и я, живой покой.
Петербургскими дворцами пышнотелыми
Налюбуясь, допишу свои стихи,
А с планидой ничего я не поделаю –
Вечный город привнесёт свои штрихи…
Узнаваемый… Петербург…
Зацелованный Богом и проклятый
Непогодой, ветрами, Петром…
Узнаваемый всеми… а мог ли ты,
В те болотные топи притопленный,
Быть с простым, примитивным нутром?..
Населяют тебя сумасшедшие,
Одержимые само-войной,
Серо-бледные, не загоревшие
И себя же навечно обрекшие
На борьбу естества с красотой…
Украшая фасад барельефами,
Ты открыл подворотни, как рот,
И давно все кареты уехали,
Судьбы их отрыгаются трефами,
Но силён твой седой приворот…
Жжёт по-прежнему Невское варево –
Достоевского пьём самогон…
А закаты Балтийские – ржавые,
Не пьянеть ими не уговаривай –
Ты ужасен, прекрасный пижон…
Миль пардон…
Мне б поставить под окна звонницу
(Мил заутренний перезвон),
Жаль, со временем перекосится,
Невпопад живу… mille pardons…
Деревяшками да подпорками
Удержать постараюсь скос,
Вновь гвоздями поранюсь колкими,
Боль почувствую… но вопрос
Не задам, шутя, по ком колокол
Обзвонился – литой судья…
И на плаху взойду лишь волоком,
Не вменённая – не статья…
А над звонницей птицы быстрые,
Сладок воздух, и тянет ввысь,
Путь ступенчатый, знаю… выстроен,
И желает душа спастись…
Чаша терпения
Чаша терпения, кем ты измерена?
Жадны притоки твои,
Капля за каплею… сохнет артерия –
Строится «Спас на Крови»…
Будет ли светел он – тягостно строится,
Как бы не вышел дольмен,
Чадок дурман, что сажала садовница
Розам прекрасным взамен…
Чаша терпения вычурна формою,
Вздуты, округлы бока,
А содержимое – страшная формула,
Пряна, ценой высока…
Слабость и сила внутри перемешаны,
Соль проступает на край,
Этой «текилы» состав, увы, бешеный,
Вряд ли пропустят с ней в рай…
Стиком по кругу – ни звука, ни пения,
Скуден у чаши формат,
Ей недоступны плоды виноделия,
В ней не омоешь стигмат…
Чаша терпения, тем ты измерена,
Кто станет миру не мил,
Тем, кого мучали зло и намеренно,
Кто твой излишек отпил…
53…
Перестала дышать на мгновение,
А всего лишь – коснулся руки,
Топчут сердце моё, нет спасения,
Запоздалой любви башмаки.
Что пришла перезрелая, шалая,
Что крадёшься слезою к глазам,
Ты с водою весеннею талою
Не замешивай пряный бальзам.
Ни крупицы, ни толики разума
Не отдам и, вступившая в бой,
Я не буду с любимым помазанна
На соитие судеб. Золой
Опадёт серый пепел на волосы
От сожжённых в смятении грёз,
Как кастрат, буду петь тощим голосом
Ораторию «Анабиоз».
Хнычет кровью душа – обезволена.
Поцелуем уткнулся в ладонь –
Отозвалось внутри недозволенно,
Не стерпеть, не унять эту боль.
И кнутом по моей зрелой «свежести»
Бьёт сознание – не поменять
Пару цифр, и скулит неизбежностью:
Мне все триста – ему тридцать пять.
Постоим…
Появись наконец, неизвестный мне друг,
И визитом своим напугай, разрешаю.
Пусть я вздрогну тогда от касания рук,
То пустяк – не беда и напасть не большая.
Теплоту твоих рук получу я сполна
И уткнусь в них лицом, как сейчас в одеяло.
Похвала небесам мной уже воздана
За сюжет и за то, что мне нужно так мало.
Не дыша, затаюсь в предвкушенье чудес –
Вот теперь я смогу не болеть ожиданьем,
Что опять пустота сквозь защитный эфес
Проберётся мне в душу холодным молчаньем.
Постоим. В Петербурге осенняя блажь –
Разоденется город в цветные лохмотья.
Ветер чинно уступит нам свой экипаж
И любви передаст судьбоносно поводья…
Ожидание
Возвращайся… вернись, без тебя город пуст,
Я не знаю, чем мне заниматься…
«Заполнять содержаньем» – советует Пруст,
Но ведь это игра – сублимация.
Разговаривать прозой холодной тоски
Не хотелось бы, право – и надо ли?
Вознесусь я стихами, где рифмы резки,
Чтобы звёзды, слепя, в руки падали,
Чтобы время разлуки стремглав пронеслось
(Безнаказанно будет лихачество),
Ты примчишься ко мне, как непрошенный гость,
Предвкушая эффект замешательства.
В расставанье с тобой вызревает душа
Плотью спелой, живой, синеокой.
Возвращайся… при встрече она, чуть дыша,
Пусть взорвётся излившимся соком…
Расскажи…
Расскажи мне про древние мифы,
Про незваных гостей расскажи,
Что бывают и кельты, и скифы,
Их легенды поныне свежи…
Ты поведай, как гордый ирландец
Посещает загадочный грот,
Как индийский бедняк-голодранец
Иноземный приветствует флот…
Как не хочет с луной расставаться
Узкоглазый красивый шаман,
Стоном бубна и бешеным танцем
Заставляя поверить в обман…
Воссоздай мне сказанье былое,
Как безумствовать евнух дерзнул,
Как, гарем призывая к покою,
С минаретов поёт Истамбул…
Посвяти меня в таинство Майя –
Доколумбовой эры алмаз
Окунув в водопад Тис Aбая,
Утончённо продолжи рассказ…
Об одном лишь рассказов не надо,
Умоляю тебя… промолчи,
Как без слов, не любя, виновато
Ты другую целуешь в ночи.
Если бы да кабы…
Кабы быть мне немного моложе,
Ну… хотя бы годочков на пять,
Разделила б с тобою я ложе,
Не подумав его застилать…
Эх, была бы я чуть помоложе,
Ну… хотя бы годочков на шесть,
Мы б слились в вакханальном дебоше,
Не просила б я возраст учесть…
Почему бы не стать мне моложе,
Ну… хотя бы годочков на семь? –
Ты прирос бы душой, даже кожей
И остался б со мной насовсем…
Если стану я всё же моложе,
То уж сразу на все тридцать пять –
Там судьба не усадит в калошу
И позволит тебя повстречать…
Джазовая прогулка
(испытание восторгом)
Экспромтом ударил в наушники ДЖАЗ,
Сознание – вон, плен восторга,
Прибавила громкость, фурор напоказ,
Отрадное «браво» исторгла…
Я вижу волшебный и пьяный рояль,
Блистательный, в смокинг одетый,
Там руки прогнали от клавиш печаль –
Мотивом неровным согреты…
Низáми спокойно бубнит контрабас,
Тромбон лишь пытается вторить,
Заходится звонко кларнет-ловелас,
На лирику хочет настроить…
Но дыбится, «трогает» ломкий вокал,
Прихриплым поёт баритоном,
Улыбкой влечёт белозубый оскал,
Маримба стучит моветоном…
И радугой гнёт саксофон золотой
Моё восхищённое тело,
Натянуты бёдра гитарной струной,
Доверившись ДЖАЗУ всецело…
