Дмитрий Николаевич Киршин

писатель, учёный, общественный деятель

23 декабря 2015 года.

Заседание № 297 секции поэзии РМСП в концертном зале Санкт-Петербургского Мемориального музея-квартиры Н.А. Римского-Корсакова.

Ведущий заседания – Е.П. Раевский.
Присутствовало 34 человека.

В обсуждении творчества Лидии Соловей приняли участие члены РМСП Виктор Панибратов, Татьяна Николаева, Диана Радес, Евгений Смоляков, Александр Богданович, Борис Михалёв, Евгений Раевский, два гостя секции поэзии, всего – 9 человек.

Лидия СОЛОВЕЙ
(Ленинградская обл.)


*  *  *

Остатки лета ластятся к теплу,
Надменный полдень облетает лепестками.
По-над землёю крик летит, всепроникая,
Прижавшись к журавлиному крылу.

Недлинный день приникнет к фонарю,
Ища спасения под освещёнными столбами.
Взывая к милости, к вселенскому добру,
Лист догорит осенний искорками-светлячками.

Душа болит. Ей холодно. Скорбит
О голосах, укутанных молчания веками.
И только музыки добаховский мотив
Поёт о вечном в опустевшем божьем храме.

*  *  *

Сегодня утро тихое не прячется в тумане.
Застыли на часах две бойкие стрелы,
Так лихорадочно всегда спеша.
Отъединилась от меня
И поплыла куда-то в мирозданье
Непознанная до конца, неугомонная моя душа.

Забравшего её в мир надземной
Не мучили сомненья –
Пришла пора отринуть ей земное, не пришла.
И только я
Всё пребывала в непрестанном изумленье:
Зачем бьют зорю, зорю бьют колокола?

Зачем зелёные сады
Покрыты мимолётным снегом?
Зачем скользит мороз по телу, обрекая на урон?
И торжество зачем? Дорога под уклон?
Душа заплакала, открыв бессмертья негу.

Пастораль

Декабрь. Избыток белизны.
За горизонтом дали,
ночные собирая холода,
нарушат постоянство пасторали,
добавив серебра в свинцовый тон пруда.
Сольются с влагой берега.
В прозрачность голубой эмали
преобразит тепло зима.
Потянется озябшая рука
к уютности пушистого платка.
И не разбудит спящие дома
далёкий посвист тепловозного гудка.

*  *  *

Отрешённость ночей. Отвлечённость.
Млечный Путь – иллюзорность зрачка.
Утомлённого города сонность.
Заоконной зари беспризорность.
И рука. И зовущая бога рука.

Рук изгибы, извивы, изломы
Вдоль долин и излучин скользят.
О, измученность тел, невезучесть!
Невесомость – не встреча, не случай,
Провиденья извечный обряд.

В огнемётные лопасти мига
Вовлечённость земных двух основ.
Вихрь винта – и взлетает над миром
Чей-то шёпот покорный: «О, милый!..»
В переулках, где царствует бог.

Части речи

Иосифу Бродскому

 1

Поэт из местечка Броды
Избороздил всё пространство.
Ему претят все народы,
Ему претит постоянство.
Им правит хаос распада.
Добро и зло равнозначны.
Россия – могильщик алчный,
И нет ни Рая, ни Ада.
Дом, Женщина, Небо – вещи,
Сжирает их хищник – время.
И даже родное племя –
Не повод сказать о вечном.

 2

Здесь под запретом чувство покаянья,
Здесь правит бал гордыня произвола.
И Слово – не энергия Глагола,
Числа бездушное слепое одеянье.
Здесь Родина – унылое пространство,
Империя усатого тирана,
Где день и ночь кровавые пираньи
Терзают гордого поэта постоянно.
Здесь одиночество как человек в квадрате,
И нет любви – источника блаженства.
Бог, Красота – уродство совершенства,
А пустота – родней отца и брата.

 3

Заживо похоронен где-то у моря.
Сном полонён. Молчит телефон.
Сбросив путы греха и горя
Тех, не подвластных воле времён,
В днях заблудился, в чужих просторах,
Став расхитителем новых имён.
Тогу одев царедворца Позора,
Бога любви отвергнул Закон.

*  *  *

Из демократических
побуждений лучших
Славной красной звёздочке
прирастили лучик.
Дмитрий Киршин

Под выпи стон, Иуды завыванье
Россию распинали на звезде.
На семь холмов пришельцам на закланье
Народы шли, подвластные узде.

Тьма фарисеев Чёрного Квадрата
Терзала тело – царственную Русь.
Кодировало робой полосатой,
В чело впечатав: русский – раб и трус.

Россия… Мать! Всегда ты виновата.
Молитвой защищаясь от беды,
Идя на штурм Рейхстага в сорок пятом,
Спасала их – носителей звезды.

Твой сын опять распят от Сына справа.
Распятый шепчет: «Господи, прости!»
И капли – ртуть с лучей звезды кровавой.
Народ молчит… И нет конца Пути.

Акварель

Счастливых лет поблекла акварель.
Часы бредут – столетий пилигримы.
Два тона, тон – не бой, но боли стон
Отменит сна привычную картину:
Дорога. Даль. Душистых трав постель.
Два силуэта, слитых воедино.
Колёс вращением приобретение потерь.
Стрекоз летящих интермеццо мимо, мимо…
Туда, где краски живы, где свирель
О счастии поёт, не ведая кручины…
Поёт, картонная, в руках у Арлекина.

Ночь

Казалась ночь особенно густой –
Хотелось поднырнуть под покрывало.
Сосуды сердца обесточены тоской,
Отгонишь серую – другие вал за валом.

Твоё лицо стоит меж Ней и Мной,
И арфою Эола воет ветер.
Лицо, лицо! А ты спиной, спиной
Уходишь молча, словно ночи нéтень.

Казался день особенно пустым:
Вне смысла, вне мотива, вне надежды.
Резвился над костром горчайший дым
И слёзы выжигал, как тать заезжий.

Казался вечер хмурым и больным.
Эола арфа всё ещё рыдала.
Твоё лицо давно в мирах иных,
А покаянья клавиш-песен ласк твоих –
Всё будет мало, мало, мало… Мало.

*  *  *

Из диссонанса дня – созданья
Сиюминутной суеты –
На грани яви и мечты
Добыть крупицы подсознанья
Богоподобной красоты –
Струн алгоритмы колебанья,
Из ниоткуда – интервал,
Как будто Ангел Воздаянья,
Под грифом «Совершенно тайно»
Послав любви девятый вал,
Крылами струны овевал.

*  *  *

Меня обвивая, как песню слагая,
не нотами – вздохами изнемогая,
ключи подбирая от ада иль рая,
не зная, предчувствуя: там, за ключами,
на чёрном, расчерченном грифелем стане
печали всевластны, обрушатся сами,
ведь кто-то, холодными пальцами пробуя гаммы,
исполнив напастей, ненастий хоралы,
наполнит страданьями строгие храмы.
Страстями наполнит. В то время пока мы,
пока мы от кьянти божественно пьяны,
в ладони вбирая двух тел голограммы,
слагаем экстаза поэмы – любви криптограммы.

*  *  *

Сокровенному другу – Петру Сухову

Вновь пожертвовав нежностью,
сбросило дерево крону.
Ветер зверем кружил накануне,
ломая суставы ветвей.
Неизбежность диктует свои
непреложные, злые законы –
можно лишь зимовать,
впав в уныния сон,
охраняя суровость корней.

Впав в уныния сон,
поклоняться не надо огню и рассвету.
Породив краски дня,
смуту вечера спрячет в кричащих мазках.
Не бубенчика звон, но судьба и закон
тащат в вечность земную карету,
беззащитность сметая в огонь
той метлой, что так ловко метёт
в подметальщицы гибких руках.

*  *  *

Перестань, перестань горевать,
Посмотри, как желтеет трава,
Как проносятся сны,
В доме гаснут огни,
И у них научись умирать.

Стань прибоем, волною томим,
Колокольчиком стань голубым,
И, земные дела
Отложив до утра,
Научись умирать для «вчера».

И живая речная вода
От тоски не оставит следа,
И увядшие дни
Не мани, не храни,
Не вяжи их на нити дождя.

И когда-нибудь в доме ином
Тайно вспомнишь о том, о земном,
И не станешь кричать,
Просто смерти печать
Разорвёшь и войдёшь лёгким сном.

Публикуется по буклету: «Заседание № 297 секции поэзии РМСП. Лидия Соловей. СПб., 2015». Составление и компьютерное оформление буклета – Д.Н. Киршин

Предыдущий автор <Все заседания> V Рождественские чтения