Юрий БАЛАДЖАРОВ
(Ленинградская обл.)
|
* * *
Мне снится прошлогодняя зима,
Тепло дровами топленного дома,
На скатерти узорная кайма
И карточки семейного альбома.
Мне снится, как беснуется метель
И снегири напыживают грудки.
А младший брат, разбавив акварель,
На ватмане рисует незабудки.
Мне снятся разговоры за столом,
И сумраком разбросанные тени…
А майский дождь сегодня за окном
Наотмашь бьёт по накипи сирени.
* * *
Неповторимость первых встреч,
Улыбок милых безмятежность –
Не удаётся нам сберечь
Их доверительность и нежность.
Высокопарность всё равно
Звучит наивно и банально.
А мы любили, как в кино,
И даже вовсе нереально.
Но я один, и ты одна.
Теперь кому какое дело,
Что запоздалая весна
Так недоверчиво несмела?
Похолодела, обмелела
Очарованья глубина.
* * *
Вы не думайте, я не скучаю.
Это просто в преддверье зимы
Вспомнил я за стаканчиком чая,
Как расстались нечаянно мы.
Как стекала листва золотая
С моросящим дождём ноября.
Птиц озябших последняя стая
Унеслась далеко за моря.
Мы касались души осторожно,
Мы друг другу старались не лгать.
Но, наверно, уже невозможно
Нашим судьбам столкнуться опять.
Только ветер кромсает безбожно
Облака, повернувшие вспять.
Голубое
Безвременье поры благословенной –
Всего, что называлось молодым, –
Хранило нас в беспечности блаженной,
И всё кругом казалось голубым.
Какими были стройными фигуры,
И сколько восхищения в словах.
Мы с головой пускались в авантюры,
Мы девочек носили на руках.
Жаль, что с годами выцветают краски,
А помыслы становятся темней.
На лицах восковых застыли маски
Во мне разочарованных людей.
Но лишь весна начнет своё цветенье –
Заголубеют снова небеса.
И вот уже в неясном возбужденье
По-волчьи загораются глаза.
В душистых розах соловью неймётся,
И ночи сумасшедше хороши…
Насколько же сильнее сердце бьётся,
Когда взрослеет молодость души!
Оранжевое
По небу облака проплыли,
И стало столько света!
Но загрустил в соцветьях лилий
Последний месяц лета –
Под настроение плохое,
К закату всё заметней,
Грустит над тихою рекою
Оранжевостью летней.
И только мне с тобой приятно
Гулять перед закатом.
Всё просто и невероятно
В оттенке рыжеватом.
Цветы, деревья и дорога,
Смолкающие птицы
И ты, печальная немного,
С лучами на ресницах.
Демон
Одетый по сезону строго
В метеоритные дожди,
Красивый Демон одиноко
Скользит по Млечному Пути.
Он постоянство мирозданья
Воспринимает как упрёк.
Его на это состраданье
Когда-то Лермонтов обрёк.
И Врубель жалости добавил
К его волнующим глазам –
Самозабвенно, против правил,
Бросая вызов небесам.
А он, приверженец Содома,
Всё пишет по ночам стихи,
Уже умея по-земному
Свои замаливать грехи.
Терновник
Терновый куст невзрачен и колюч,
А ягоды во рту нещадно вяжут.
О нём и слова доброго не скажут,
Но он силён, упорен и живуч.
Ему смешна людская суета,
Он в землю мёртвой хваткою вцепился,
Быть может, вспоминая, как вонзился
В чело уже распятого Христа.
Он задушил тропинку, что была
Здесь так свежа ещё в начале лета,
Которой мы бродили до рассвета,
И за спиной моею – два крыла.
Я запросто взметнуться в небо мог,
До Млечности дотронуться рукою,
Светло мечтать и быть самим собою,
Осознавая: выше – только Бог.
Но ты взлететь со мною не смогла,
А может быть, не очень-то хотела.
Нет, без тебя душа не опустела,
Лишь за спиной пропали два крыла.
Легко свернуть с проторенной тропы,
Но не войти в одну нам реку дважды.
И получает неизменно каждый
Свои кресты, голгофы и шипы.
* * *
Твой белый шарф забыт на стуле
У незажжённого камина…
Мы семь часов не дотянули
До дня Святого Валентина.
Мы семь часов не дотерпели
Обидных выходок друг друга,
И вот слоняется без цели
Бесповоротная разлука.
Я разожгу огонь в камине,
Один поужинаю сытно.
Мы не влюблённые отныне –
И это даже не обидно.
Твой шарф со стула у камина
Я уберу без колебанья –
Сегодня, в праздник Валентина,
Мне не нужны воспоминанья.
* * *
Всё прошедшее было игрою,
Но себе самому я не верю.
Осторожно руками прикрою
На веранду ведущие двери.
Там по вымытым с вечера доскам
Старый тополь разбрасывал тени.
Как наивна была и неброска
Ненавязчивость этих мгновений.
Незаметное пальцев касанье,
Лёгкой дрожью пронзённое тело…
Еле слышные наши дыханья
Воедино сливались несмело.
Отчего же живётся труднее
Нашим душам, спрессованным вместе?
Мы и ближе теперь, и роднее –
Только сердце совсем не на месте.
Всё оно и в трудах, и в заботах
Между тёмной полоской и светлой.
Как его умиляет в невзгодах
Заторможенность жизни оседлой.
Даже пёс в своей старческой лени
Всё лежит и не слышит команды,
Наблюдая, как движутся тени
По дощатому полу веранды.
ИЗ ЦИКЛА «ПАРИЖ, ПАРИЖ»
* * *
Кошка Мими – парижанка,
Хоть и не знает об этом.
Это такая гурманка,
Если займётся обедом!
Пренебрегает котами
Древних ветвей фараона
И на Париж вечерами
Томно взирает с балкона.
Нежится утром в кроватке,
Вечером спит на кушетке
И не скрывает повадки
Самой обычной кокетки.
Царственно держит осанку,
По полу мягко ступает.
Кошка Мими – парижанка,
Впрочем, она это знает.
* * *
Просто ем, без вилки и ножа,
На тарелке пицца Pepperoni.
С моего восьмого этажа
Виден весь Париж как на ладони.
Думается просто и легко,
Глядя на домов старинных крыши.
Если ты живёшь так высоко,
Мысли тоже делаются выше.
Впереди день целый, а пока,
Словно кошки, крадучись и блёкло,
Только кучевые облака
Мордочками тыкаются в стёкла.
* * *
Я бы не смог в этом городе жить –
Будь хоть какое житьё.
Да, невозможно его не любить,
Но это всё не моё.
Русские всё норовят усложнять –
Сладок нам Родины дым…
Видно, поэтому нас и понять
Трудно народам другим.
Рядом красотка лежит неглиже,
Кружится всё от вина.
Кажется, что ещё нужно душе?
Чем недовольна она?
Нет, на морозе ей надо застыть,
Вьюгою сбить меня с ног…
Я бы не смог в этом городе жить
И умереть бы не смог.
