Алексей КАПРАНОВ
(Санкт-Петербург)
|
Милый смешной старичок
Ах, медлительные люди!
Вы немножко опоздали.
Дм. Кедрин
Осень смахнула шедевр золотой
В остекленевший пруд.
Что же ты делаешь, осень, постой! –
Не напечатают.
Ветер под мокрым холодным дождём
Храм покрывает трещин сетчаткою.
Что ж ты на храме рисуешь гвоздём?! –
А где напечатают?
Режет по старому сотый узор!
Глядь, и окошко – заляпано.
Грустно вздыхает синий простор:
«Нигде не печатают».
Ты же был сильный и стройный такой,
А превратился в горбатого!
Стиснул перо ослабевшей рукой:
«Ну, почему не печатают?!»
«Слушай, мой милый смешной старичок, –
Звякнет косою проклятая, –
Не унывай, собирай узелок…
Станешь моим – напечатают».
Лесов прощальный вид
Лесов прощальный вид
Опаснее трясин.
Моё лицо горит
От всполохов осин.
Натруженные корни
Взмахнули над собой,
Как флагом, непокорной,
Пылающей листвой.
Встал поединщик клён,
Дубов сомкнулся ряд…
Нагроможденье крон –
Сдаваться не хотят!
Но листьев тает строй
(Не роща, а редут) –
О, жесточайший бой!
К предзимью все падут.
Предвоенные свадьбы
Притихшая трёхрядка.
Поникшие цветы.
Глаза, как две лампадки,
Как побледнела ты!
Уже в дверях разлука…
А мы – глаза в глаза.
И нет гостей, нет звуков…
На западе – гроза!
Эх, ничего не знать бы
Ни завтра, ни потом –
Сегодня наша свадьба –
Перевернём весь дом!
Пусть свадьба колобродит
И льётся неба синь,
Но день уже уходит,
Мёд горек, как полынь.
Предательские слёзы,
Но – судорогой – смех.
Как хорошо, что розы
Прохладны, словно снег.
Глаза, как две лампадки.
Лицо – белей фаты.
И все меды несладки
В предчувствии беды.
За полночь
Ты – вся – взволнованность, смятенье.
Нахлынул нежных слов поток
И… поцелуй, как дуновенье,
Меня повергнувшее в шок.
Уж за полночь. Мои соседи
Устали пить «на посошок»,
А гость об уваженье бредит…
Ты – добродетель? Ты – порок?
Чем заслужил такую нежность,
Почти признание в любви?
В усталом сердце – безнадежность.
Не береди и не трави.
В нём нет ни сил, ни юной страсти.
Лишь тихий, слабый, давний свет,
Летящий – к ней – через ненастья.
Уж тридцать лет… Уж сорок лет.
Урок анатомии
«Кровеносная система
в человеческом организме образует
два круга кровообращения».
Руки кольцом до боли –
Не полонившая рать.
Просто живу тобою –
Дважды не разорвать.
Думаешь: обнял страстно,
Чтоб поцелуями жечь? –
Мне разжимать их опасно:
Кровью могу истечь!
Это у всех – кругами,
А у меня – одним!
Обнял тебя руками –
Кровь и бежит по ним.
Вот почему, как встречу,
Вот уже тысячу лет,
Кровь из ладоней хлещет –
Не зарастают, нет.
Я маленький солнечный зайчик
Я маленький солнечный зайчик? – Ну, нет!
Я – Солнце – горячий и страстный.
Мой год – это многие тысячи лет.
Капризный? – Космически властный!
Смеёшься? Я тоже, бывает, шучу.
Вот мы растворяемся в танце…
Но ты – зажигаешь – всего лишь свечу.
Я – вспышку! Я – протуберанцы!
Надулась? Обиделась? – Я подожду.
Слов нету? – Одни междометья?
Скорее всего, это просто к дождю.
Мне ждать приходилось – столетья!
Дотянуть до капели
Нервы-сучья зимою у дерева
Обморожены, обожжены.
Для тебя ничего не потеряно,
Ну, а мне как дожить до весны?
Дотянуть до капели, до первых грачей?
(А уж там я сумею подняться.)
Под сугробом глаза потирает ручей
И не хочет никак просыпаться.
Сукин сын
Не играю я в людские игры.
Я играю собственным хвостом.
На него бросаюсь страшным тигром,
Нет, не страшным, а весельчаком.
Не ношу за пазухою камень.
Камня нет, а блохи-стервы есть.
Маленькие, шустрые, а сами
Норовят живьём корову съесть.
Я всегда готов подать вам лапу,
А подставить ногу не могу.
На клыки не надеваю капу –
В драках я клыки не берегу.
Я не бью, как люди, сзади, в спину.
Эту формулу позорную одну
Не усвоить сукиному сыну.
Лучше я вам ссадину лизну.
В столовой
Проскочив меж гранитных надолбов,
Чуть в карельских лесах покружив,
Заструилась Вуокса в Ладогу,
Огибая изящно кряжи.
Так и ты – слаломисткой раскладываешь
Вилки, ложки, салфетки, ножи.
Пробегая с борщом, закладываешь
Ослепительные виражи!
Что там ливень из пролитой каши!
(Три тарелки – такой пустяк)
Я влюблён! Мне совсем не важен
Вдрызг заляпанный кашей пиджак.
Покраснела, меня заметила,
Чуть замедлив волшебный полёт,
И умчалась, как свежий ветер…
Впереди меня ждал компот.
Последний
Ты у меня не первый. Ну, и что ж? –
Я отметаю ханжеские бредни!
Есть только ты. Всё остальное – ложь.
Любимый мой, единственный, последний.
Рубаи
Я влюблён до безумия в родинку возле виска,
А придётся жениться – на всей. Нет опасней силка!
Если пить я хочу, для чего мне бурлящее море?
Мне достаточно тихой прохладной струи ручейка.
* * *
Красивых женщин много – миллион!
Я постоянно в них бывал влюблён.
Красавиц много – чистых, верных, постоянных…
Я ими сбит, отравлен, опоён.
* * *
Моя любимая – мой ангел, бог, кумир!
Ей подарил я небо, звёзды, целый мир.
Она для мира требует обёртку?!
Я тут же отменил мальчишник… свадьбу… пир.
* * *
Люблю собаку и жену, а понимаю – мало.
Обоим протянул кусочек жареного сала.
Обиделась – одна из них. А кто?
Жена – облаяла, собака – страстно облизала.
* * *
Считать недостатки жены я оставил давно.
Их много. А сколько достоинств? – Всего лишь одно.
Но может с лихвой перевесить её недостатки:
Она любит мужа. А это не каждой дано.
* * *
Всмотрись в стакан с вином как в зеркало – оно
Покажет каждому – кому что суждено.
Один увидит жизнь в мерцании рубина,
Другой увидит много больше – жизни дно.
* * *
Моя вера светлее и жарче огня.
Я по жизни иду, эту веру храня.
Но однажды сомнение в душу закралось:
«Ну, а Бог-то хоть чуточку верит в меня?»
Красота
Красота – просто тает.
На тление
Беззащитная – обречена!
А душа проступает
Со временем,
Если Господом свыше дана.