Лидия СОЛОВЕЙ
(Ленинградская обл.)
|
Поминальная
Памяти мамы
Исповеданья час назначен.
Чернеет небо. Исчезает свет.
В лазури гаснущей
Чуть виден горизонта силуэт.
И скорбный голос – плач –
Молитвою рождён,
Молитвою оплачен.
Отпущены грехи.
Но всё горюет совесть,
Над прошлым распластав сто крыл,
Взывая: «Жаль, как жаль!»
Неумолимая,
Свершила поворот спираль,
Жизнь подошла к концу –
Деяний и утрат скупая повесть.
Прощай, прощай, прощай –
Твердит набат. Как зыбок
Черёмух запах горький в холодах.
А на портрете – глаз сиянье,
Доброты избыток,
И, удивлённая, летит в небытие
Твоя улыбка на устах.
Новогодье
Просеян снег небесным решетом.
Процежен свет. Январская наивность.
Блаженство близости. С тобой вдвоём
Справляем новогоднюю повинность.
Челестой детство робко шелестит,
Даря чистосердечья шаловливость.
Драже рассыпано. Нас запахом прельстит
Хвои разлапистой игольчатое диво.
Зеркальность времени. С тобою мы
Измерим счастье долькой мандарина.
Безлюдья быстротечность. Труб дымы –
Огня привет – зима декоративна.
Из ночи отрешённости – в Собор,
Там Богородица скорбит. В часы молитвы
Усопшим свечи. Слёзы-сталактиты
Сберёт послушница в серебряный прибор.
Колыбельная
Тоски усердье – серость, слякоть –
не хочет осень отпускать
озябших из своих объятий,
всё продолжает их качать,
баюкать плачем журавлиным,
курлыканьем уныло-длинным,
теплом малины врачевать.
– Который час? – кивнёт прохожий,
тоскою промочив подошвы.
Который месяц эта осень,
который вечер эта жизнь
бросает нас то вверх, то вниз,
качая в зыбкой колыбели
без сожаления, без цели,
устанет – стянет одеяло
травы пожухлой и листвы,
тоску преобразит в кристаллы,
окутав саваном холмы.
Под гладко-белым покрывалом
тогда, уставшие, уснём и мы.
Так завершается эклога
Тоски. Бессонницы. И тьмы.
* * *
Моя радость, печаль, мой недуг!
Снова март, март мятежный
Льдов готовит вселенский испуг,
Праздник влаги затеяв поспешный.
Станут таять, затопят поля,
И, невинности чудо суля,
Сон исполнив, очнётся подснежник.
У окна, вспоминая тебя,
Слышу плач, плач нездешний.
С веток робко стряхнув лист истлевший,
Гомон слышат – не стон – дерева.
Но, забыв все земные слова,
Плачет ангел под тёмной скворечней.
Скорбь его велика. И тоска
Пеленает меня – саван снежный
Там, где льды разрывает река,
Ни тебя нет уже, ни меня,
Только дом.
Дом и сад, да забор почерневший,
Сад пустой,
Светом марта обрызганный вешним.
* * *
Пятница. Пять пополудни.
Тень от креста под откос.
Грех отреченья Иуда
В сад Гефсиманский принёс.
Пятница. Плачет блудница.
Криком кричит Алконост.
Дня проплыла колесница.
Жертву приносит Христос.
Пятница. Пятится время.
Вечности выгнулась ось.
Близится Воскресенье.
Лет исчисленью вбит гвоздь.
Дорожное
Вдаль, вдаль лети, беспечная дорога!
Повелевай в пути вёрст бесконечной чередой.
Дин-дон, дин-дон, звени, бубенчик-недотрога,
Зови стихий изведать вольности святой.
Слова, слова… Теней забытых речи,
Сомнений шлейф, пылящий за спиной.
Прочь, прочь неси, растаявшая речка,
Резвясь плесни, укрой танцующей волной.
О, воля, воля! Жизни дар священный,
Произрастанье радости самой.
О, утро встречи! Света песнопенье,
Соединенье двух единств в обители земной.
* * *
Не стал бы предаваться снам неосторожно,
Не стал бы горевать о хрупких ручейках,
Когда бы можно, если б было можно
Сбежать в луга и утонуть в цветах.
Не стал бы для себя искать ненужных выгод –
Дни праздности искристы и легки –
Когда бы алчный вдох, когда б последний выдох
Позволил дотянуть до берега священного реки.
Не стал бы говорить о долгожданном лете,
О травах, на ветру лоснящихся как моль,
Когда бы довелось в ином тысячелетье
Вновь испытать любви целительную боль.
* * *
Где-то неблизко нет плача, нет смеха,
Чья-то потеха – круженье планет –
Там не летит всепрощением эхо –
Нищего голос: «Дай горстку монет».
Где-то по травам не бродят коровы,
Мать не нацедит ведро молока.
Сгустки материи – мегапокровы –
Станут свет звёзд в никуда вовлекать.
Там не опутает душный хмель сада
Робких соцветий – весенних даров.
Господи Боже, зачем тебе надо
Хрупкость являть среди стылых миров?
* * *
Чрез повседневность вечность прозревая,
В кипении пристрастий и страстей
Из двух путей найти один – не зная,
Какой из них окажется верней.
Смирять себя в надежде на слиянность,
Читая мысль твою не только по глазам,
Тьму сытую и чувственную ясность
Умело развести по полюсам.
Соблазна искус – двойственности наслажденье,
Преодолеть мостом, провисшим чрез провал,
Качающимся в лунном отраженье,
Удостоверясь – не в конец времён попал.
* * *
Вновь зима заметает следы,
Вновь прогнозы твердят о ненастье,
И моё самодельное счастье
Замерзает в обносках беды.
Стонет дом от коварства проказ
Неуёмного шалого ветра.
Поборов нищету полусвета,
Полутьма манит ночи экстаз.
Время меряно только собой –
Хмари утра абстрактно свеченье.
В камельке догорают поленья
Медной музыкой строф – не золой.
* * *
Цветенья жизни юный лик
Средь дряхлых тополей и лип
Мне не постичь,
Жаль, не постичь.
В дом не войти, как в кадр кино,
Где двое неги пьют вино –
Не суждено,
Не суждено.
Туда, где рытвины полей
Газонов стриженых милей,
Милей всего,
Всего милей.
Где вдохновенья стебелёк,
Где пробивается листок
К теплу лучей,
К игре лучей,
Зло обернётся миражом –
Купины огненным кустом,
Ну, а потом,
Зачем потом
Сочится жертвенная кровь
На плащаницу вновь и вновь –
Его любовь…
Моя любовь…
* * *
Исполни, сад, своё предназначенье –
Продли созревшему зерну земную жизнь.
Так сладостен крыжовника каприз,
Непреходяще вишни вдохновенье –
Одеждою невесты в небо, ввысь,
В июле – птицам угощенье.
Так мысль моя, впитав
Возвышенную благодать весны,
Парит в пространстве облаками,
Наполнится восторгом и словами –
Прольётся синим ливнем на листы.
Перед соблазном яблока равны
Потомки Евы и Адама.
Спасибо, сад, опять полны
Корзины спелыми плодами.