Александр ТЕМНИКОВ
(Санкт-Петербург)
|
Русские меры
Вершок, аршин, сажень, верста
Есмь наши меры – единицы.
Ни ярд, ни фут им не чета.
И по звучанью не сравниться.
Осьмушка, чарка, штоф, ведро
Родней, понятней, чем галлоны.
Фунт лиха, скажут мне, – старо.
А ведь «накормит» миллионы.
И выпить можно и катить,
Про бочку я, что сорок вёдер.
И не дают свернуть с пути
Слова, живущие в народе.
Пусть будет сила – лошадиной.
Вернуть не поздно букву ять.
Нам общей мерою – единой
Неплохо б совесть измерять.
Мамин завет
Все долги я раздам, если даже их нет,
Раздарю, разбросаю хранимые камни,
Соберу воедино рассыпанный свет
И отправлюсь к единственной женщине – маме.
Приклонюсь я к холму и коленом, и лбом,
Разделю с нею молча печаль и конфету.
Я закрою глаза, вспомню маленький дом
И всех тех, кого в доме давно уже нету.
И от этой тиши даже ворон замрёт,
И кукушка не скажет худую примету,
Материнское сердце простит и поймёт,
Что так поздно принёс каплю белого света.
Всем долги я раздам, если даже их нет,
Ну, а если забуду, напомните сами.
Должником не смогу, помня мамин завет,
Я отправиться в путь к русской женщине – маме.
* * *
Травинка вышла в мир впервые,
Прижалась к домику спиной.
Птенцы доверчиво-слепые
Над ней склонились в ранний зной.
В такие редкие минуты
Острей задумчивость земли.
Поляны в ягоды обуты.
Скворцы для нас – что соловьи.
* * *
На все вопросы не случайно
Ответили ни да, ни нет.
Из карих глаз лучилась тайна
Светлее, чем весь белый свет.
Где надо дать ответ серьёзно,
Она ответила смеясь.
А щёки рдели словно розы.
Речь – мастериц уральских вязь.
И по губам её мне видно:
Нацеловалась с солнцем всласть.
Мне от того ещё обидно:
Ждала, да вот не дождалась.
Себя от времени отринуть,
С плеч сбросить время не дано.
Нелепо так свою былину
Мы положили под сукно.
Теперь в её глазах читаю
Ещё не сказанную речь.
И в мыслях множу, тоже тайно,
Часы на годы новых встреч.
Лёт лебединый
В небо мы смотрим, в осеннюю высь.
Не до погоды нам и не до хлеба.
Крикнуть спешим облакам: «Сторонись!»
Лёт лебединый – печатью в полнеба.
Взмахами тайные пишет слова
Дружно, размашисто, неторопливо.
Ссорились зря мы, была ты права,
В них я ответ прочитал терпеливо.
Здесь на земле наши взмахи-следы.
Почерк полёта и жизни – единый.
Спрячем же ссоры – начало беды,
Может, в последний полёт лебединый.
Сегодня и день не проскакивал с лёта
Сегодня и день не проскакивал с лёта.
Далёкой сторонкой ты нынче прошла.
Дорожку, что рядом, зря мазал я мёдом,
Вот сколько, – тому не припомню числа.
А ты стороной как по углям горячим
Промчалась – ресницами не шевельнуть.
Фонарики плеч нарочито не пряча,
Дыхание спрятав в упругую грудь.
След в след за тобой я глазами дозорил,
А рядышком пчёлы – свои не свои.
Движенья твои – что на платье узоры,
А платье небесное ветер кроил.
Я выучил эту дорожку на совесть,
А пчёлы меня изучили на вкус.
И нынче ещё не окончена повесть.
Цветами медовыми зреет наш куст.
Молчание
Твоё молчание сквозь годы
Призыва громче донеслось,
Пронзив пространство небосвода,
Пришпилив время, словно гвоздь.
Его отчётливо я слышу
В родном краю и вдалеке,
В делах мотаясь по Парижу,
Бродя вдоль Сены налегке.
Твоё молчание сквозь годы
Слышнее, чем над ухом крик,
Чем вой и грохот непогоды.
Я наконец его постиг:
Молчание дороже слова,
Когда сидим плечом к плечу.
Ты – в кофте маминой суровой,
В отцовском – я, и все здоровы…
Молчаньем гасим мы свечу.
* * *
Выписывает тропка кренделя
Вдоль старой электрической дороги,
Где издавна всегда порядок строгий
И всё вокруг – уральская земля.
Не позабыть дороге страшный год,
Заводы были, словно пассажиры…
А сталь в струну вытягивала жилы,
Чтоб путь короче был и звонче ход.
Не довелось тревожные гудки
Тогда встречать и провожать на запад.
Туда ушёл у друга Кольки папа.
С тех пор не брал я Кольку за грудки.
Теперь повсюду пассажир другой.
И редко на платформах дремлют танки.
Пестреют часто детские панамки.
Дай бог, до счастья им подать рукой!
Тепло земли
Подбросив жаркий хворост в костерок,
Вдруг приобщился к сотворенью мира.
Нутром я видел и земли нутро,
Как будто третьим глазом, без визира.
Ядро земли, рождавшее тепло,
Перед которым молится Европа…
Вблизи костра таинственно светло
Плясали искры-звёзды, как циклопы.
Дыхание земли ловил мой слух,
Ей было не до нас, такой усталой.
Разведчица-пчела, присев на луг,
Свою земную долю отыскала.
И с ношею ей было не до нас;
У каждого своя кипит работа.
Ухаживает за Землёю Марс,
И не для них придумана суббота.
Чтоб каждый день кружиться на износ,
Им на курорт бы, в мир других галактик,
Подумал я, представив холод Арктик,
И снова руки над костром вознёс.
Мы не давали обещаний
Мы не давали обещаний,
Что летом встретимся опять.
Нет, мы ещё не обветшали
И повернули время вспять.
Роман крутила речка с лесом,
А он листвой гордился весь.
Мне никакого интереса
Нет до всего, когда ты здесь.
Мы глянули в речные воды, –
Совсем не те и я, и ты.
Но столько в нас ещё свободы
И полноводной красоты.
Пусть нам ещё не до веселья,
Мы разморозили тоску.
Сияло чувство новоселья
На рваных душах, как лоскут.
Мы не давали обещаний,
Что летом встретимся опять.
Нет, мы ещё не обнищали,
И повернули время вспять!
* * *
По случаю, а не по уговору
Мы встретились, чтоб молодость вернуть.
Спас правил бал привычно в эту пору,
Нам усыпая яблоками путь.
Надкусывали каждое мгновенье
И спелых яблок солнечное дно.
Твоё дыханье схоже с дуновеньем
В неплотно притворённое окно.
* * *
Отвязав, отпускаю строку,
Словно шхуну под парусом алым.
Перед Ней, на крутом берегу,
Пусть причалит во сне небывалом.
На ветру загудят паруса,
Развеваясь, заплещутся в пляске.
Взмоют птицами под небеса –
Словно лебеди белые в сказке.
Мне за ними подняться бы ввысь,
Улететь от родного порога.
Как забыть тех, с кем пройдена жизнь,
Если прожил достаточно долго?
Где мой самый последний порог:
На чужбине иль в отчей берлоге?
У поэта пожизненный срок,
Только строчка сродни недотроге.
* * *
По крышам читаю родные края,
Шагаю по новеньким лужам.
За век измельчала в селе колея:
Телеги забыли, как служат.
Ласкаясь, крапива приезжего жжёт,
Но стыдно мне ойкнуть от боли.
Гречиха цветёт – до чего ж хорошо!
У поля заглавные роли.
Зачем я об этом? – Подумаю вслух,
Не проще ль поэму о пиве…
Да всё потому, что живуч русский дух
И в сердце, и в жгучей крапиве!
