Ульяна ТРУХАНОВА
(Вологда)
|
Memoria. Точки пересечения
Иногда пути пересекаются –
Почему-то мы не смотрим под ноги…
Не рискуем повстречаться взглядами
И признать созвучие в молчаниях.
Я к тебе сегодня – но не каяться,
Я с тобой сегодня – но свободная,
Не души меня чужими правдами –
Я боюсь разбиться об отчаянье.
Подержи меня немного за руку,
Я так долго шла за снегопадами.
Я больна. Усталостью, непрочностью
И безумной верой в невозможное…
Ведь любовь моя тебе – не даром ли?
Ведь душа моя с тобой – не рядом ли?
Пусть моё больное Одиночество
Подождёт снаружи – не тревожь его.
Лучше сделай вид, что не торопишься –
Мне так нравится себя обманывать:
Иногда надежды делят поровну,
Взгляд во взгляде тонет отражением…
На листе бумаги память – прописью,
На латыни. Выстрадана – заново.
Страшно сделать шаг на ветер – в сторону
С точки нашего пересечения.
Страшно думать, будто всё, что прожито –
Пустота – ни писем, ни свидетелей…
Острый грифель разрывает плотную
Белую бумагу – и ломается…
Я пишу тебе сегодня – в прошлое.
Я приду к тебе сегодня – встретишь ли?
Почему-то мы не смотрим под ноги.
Иногда пути пересекаются.
* * *
Ищи мой след в набухших пузырьках
Пружинистых, нахохлившихся почек,
Ищи в бороздках линий на руках…
Мой ломаный, почти что детский почерк
Стечёт чернильно с кончика пера,
Прошьёт страницу сбивчивым пунктиром…
Я подарю тебе бескрайность мира
В пульсирующем зёрнышке добра.
Почувствуй мой солоноватый вкус,
Прильнув губами к родниковой стыни –
Впиши моё таинственное имя
В свою незавершённую строку,
Как будто бы нечаянно впиши,
Приняв мою дождливую природу –
Я для тебя – в любое время года,
От корня – и до донышка души.
Пусть лопнет кокон… Главное – дождись,
Я – смелая, я выберусь на воздух!
И ты расскажешь мне, чем дышат звёзды
И первые апрельские дожди;
Я протяну тебе свою ладонь
Открытую, как шёлковые крылья
У бабочек, летящих на огонь,
Твоей звенящей, беззаботной силе
Я посвящу свою весну – владей
Моей неосмотрительной любовью,
А завтра… Завтра пусть само собою
Напишется… кругами на воде.
Memento mori
Помни о смерти… От шелеста ткани,
Стука тревожного сердца не скрыться.
Голос, пульсируя, бьётся в гортани,
В памяти – сны, отражения, лица…
Гаснет свеча. Растекаются тени,
Чьи-то шаги замирают за дверью…
Руки, сплетаясь, обнимут колени,
Губы прошепчут: «Не верить, не верить
В тёмный чужой силуэт за спиною…»
Что это? Чьё-то дыхание? Ветер?
Скрип патефонной иглы за стеною
Выронит жалобно: «Помни о смерти,
Помни…» Прервать это липкое время,
Как и молчание, кажется грубым.
Руки сильнее сжимают колени,
Слёзы въедаются в бледные губы.
Что это? Боль? Помутненье рассудка?
Просто слова не по правилам стиля?
Жизнь – это чья-то жестокая шутка,
Чья-то насмешка над нашим бессильем.
Чья-то… Но помни: нас могут услышать,
Стены молчат, но молчат лишь до срока.
Помнить о смерти? Но ты ещё дышишь
Шелестом листьев, ласкающих стёкла…
Взгляд в потолок – и ни крика, ни стона,
В бледной ладони – горсть пепла и пыли…
Только проплачет игла патефона:
«Помни о смерти…» Но разве мы жили?
* * *
А я могла бы жить в твоих глазах…
На самом дне, где прячется душа
От чужаков, могла бы течь в тебе,
По руслам вен, дышать с тобою поровну…
Но ты точнее стрелки на часах:
Ты никогда не ускоряешь шаг
И никогда не замедляешь бег
По циферблату выцветшего Города.
Ты слишком недоступен для меня,
Ты выше неба и острее слов…
Идти к тебе запутанной тропой,
Которая всё вьётся – да не кончится.
А я могла бы – знаешь? – променять
Постельные тона спокойных снов
На вечную бессонницу с тобой…
Но ты до боли любишь одиночество.
Ты никогда не зажигаешь свет,
Давно привыкнув к обществу теней.
Приходишь в семь. На тумбочку ключи
Кладёшь – и замираешь на мгновение…
Мне кажется, что ты не человек,
Но ты живёшь – так яростно – во мне,
Я слышу, как ты дышишь – и молчишь,
И чувствую твоё сердцебиение.
И я бегу, ломаясь пополам,
И путается ветер в волосах,
А сердце наливается свинцом,
Немеют пальцы, звонкие от холода…
А я могла бы… если бы могла.
Но ты точнее стрелки на часах.
И я опять ищу твоё лицо.
Я заблудилась в лабиринте Города.
* * *
Ты сидишь на окне – то ли тень, то ли ворон,
Холоднее металла, острее печали…
Ты такой же, как я – обездушено-чёрен,
Нас когда-то с тобой по ошибке венчали.
Мы ступали по пеплу – беззвучно и мягко,
Взявшись за руки, скованы общим обетом.
Было больно идти и бессмысленно плакать,
Возвращаться до срока – дурная примета.
Падал снег – то ли на подвенечное платье,
Или, может, на саван… И не было света.
Я дрожала растерянно в колких объятьях
Обжигающего беспокойного ветра.
Помню жадную сосредоточенность взглядов…
То ли люди стояли вокруг, то ли волки?
Мне сказали, что я тебя знала когда-то –
Жизнь? Минуту назад? Мы брели по осколкам
Чьих-то тайных миров, безымянных открытий…
Ты сжимал мою руку – а я не решалась
Посмотреть на тебя… Так боялась увидеть
Пустоту, от которой сама разрушалась.
А потом было дикое майское утро,
Солнце липко и сладко стекало по шторам.
Я как будто проснулась. Но только как будто.
Ты сидишь на окне – то ли смерть, то ли ворон…
* * *
Затерянные в серости предснежья,
Захлёбываясь в горечи предзимья,
Мы дожигали плачущие свечи;
Горячий воск стекал по хрусталю
Иллюзией уюта. Наша нежность
Казалась лишней. Город будто вымер.
Никто из нас не верил в эту встречу,
Никто не ждал ответного «Люблю».
В куб комнаты врисовывали взглядом
Нелепый, невозможный пятый угол,
Бежали от назойливой печали
Дождя – в свою, домашнюю печаль.
И страшно вспоминать, как, сидя рядом,
Мы не умели чувствовать друг друга,
Как громко и пронзительно молчали,
Привыкнув в одиночестве молчать.
Мы не держались за руки, чужие –
И близкие – мы кутались плотнее
В два разных безразмерных одеяла,
В бездушное, тяжёлое тепло.
Минуты шли. Мы бесполезно жили.
И мне казалось: осени виднее,
Кому дарить ноябрьское начало,
Кого вписать в ноябрьский эпилог.
А утром выпал снег – седой и белый.
И небо стало шире и огромней.
И самый первый, самый чистый иней
Нарисовал узоры на стекле.
Мы не прощались. Скрипнула несмело
В прихожей дверь. И мне б тебя не помнить,
Но почему-то каждое предзимье
Я жду тебя. Как прежде. На Земле.
* * *
Янтарное…
Тёплый кокон в топлёное молоко
Стекает, как капля мёда –
весеннее солнце в небе.
А губы сочатся соком
и пенящейся строкой,
Горячим, тугим аккордом
струится упругий стебель
мелодии…
Вверх, по струнам!
Безжалостно-нежно гнёт
И плавит живую мякоть
ладоней и пальцев – воска…
Здесь что-то почти безумное –
в переплетенье нот,
И хочется даже плакать…
А может, смеяться?
Просто
Как будто смешались чувства,
и как-то не по себе
От странного буйства спектра
на бледном листе бумаги…
А впрочем, неважно… Плюсом ли,
минусом стать – разбег –
И самый упрямый вектор
изящно изогнут в знаке
Вопроса…
А может, это
упруго змеится ткань
По телу – и на пол… шелест…
спадает засохшей кожей.
Узор – паутинка света –
в ладонях, и ртуть зеркал
Дрожит, наготу апреля
случайно приняв за пошлость.
Но дело ведь не в апреле,
а в нас… Под скорлупкой льда
Душа зарастает пылью.
Не жалко ли так – бездарно?
И бабочкой-акварелью
я дерзко вспорхну с холста,
Расплавлю бесплотность крыльев
и всю свою суть – в Янтарном…