Виталий СЕВРЮГИН
(Санкт-Петербург)
|
Стивенс парк
В Петербурге – ветра и дожди,
Осень грусти раскинула нити,
Облетают последние листья,
Но в Колумбии дождик – не жди.
Я лежу на зелёной траве…
Неужели мне это не снится?
Где-то там, на холодной Неве,
Над рекою туман серебрится.
Разомлев от жары и тепла,
Залезаю в прохладную воду…
Ну, какие быть могут дела
Вот в такую, как эта, погоду?
В Стивенс парке жара и тепло,
Но, мне кажется, это мне снится.
Я хочу, чтобы мне повезло:
Мне б сюда ещё раз возвратиться.
* * *
От тебя пахнуло свежестью,
Запахом цветов
И какой-то тонкой нежностью
Из иных миров.
Ты ль мечта моя хрустальная,
Иль царица грёз?
Или фея зазеркальная
Из страны берёз?
Пронеслась ты светлым облачком,
Растворясь, как дым…
Ты была весенним солнышком,
Я был молодым.
Девушка с гитарой
Ветер разгулялся в поле шалый.
Закачались веточки берёзы.
Полюбил я девушку с гитарой –
Захлестнули розовые грёзы.
И дурманят ароматом пряным
Свежих трав зелёные покосы,
Ветром обдуваемые пьяным,
Словно слёзы, серебрятся росы.
Девушка играет на гитаре,
Нежный голос мне тревожит душу,
В бездне глаз её тону, как в море.
Мне теперь не выбраться на сушу.
Закат у моря
А закат всё играл на изломах души,
Растворяя поблёкшие краски,
И казалось, что тени застыли в тиши,
Все волшебники вышли из сказки.
Песни красок сгущали тревожный мотив –
Тот, что лился с оранжевой выси,
И швырял золотистый игривый прилив
Искры брызг, разбиваясь на мысе.
Мы вдоль берега моря бродили с тобой,
Наслаждаясь волшебным закатом.
Чувство нежной любви навевал нам прибой
Терпким, свежим своим ароматом.
С той поры словно минула тысяча лет,
Но по-прежнему море играет.
Я по берегу жизни иду, и твой след
Постепенно волна размывает.
Крокодилья ферма
Крокодилы. Крокодилы здесь кишат кругом.
Нас на лодку посадили. Тронули тишком.
Вентилятор подключили. Он взревел, как бык.
Крокодилы озверели. Всюду слышен рык:
Крокодилы слева, справа, спереди, кругом…
На подушке, на воздушной, словно утюгом,
Гладим спины крокодилам, «давим» всё подряд,
Крокодилы удивлённо все на нас глядят.
Что за чудики в корыте радостно визжат?
От восторга и испуга челюсти дрожат.
Визги, брызги, развороты, мокрые мы все.
Благо, были бы под мухой иль навеселе!
Но смеются все, как дети: «Вот водитель ас.
Хорошо, что к крокодилам не отправил нас».
* * *
Я хочу вновь туда,
Где бушует прибой,
Гуси-лебеди в небе летают.
Я так сильно хочу
Повстречаться с тобой,
И пусть льдины разлуки растают.
Я мечтаю с тобою
Зарю обнимать,
И, гуляя вдоль берега моря,
Восход солнца встречать,
И закат провожать,
И не ведать печали и горя.
Я хочу высоко
В небеса улететь
И парить над Землёй голубою,
Я хочу вновь любить,
Этим чувством гореть,
Наслаждаясь любовью с тобою.
Ветры осенние
Ветры осенние листьями кружат.
В парке старинном бреду я по лужам.
Вечер закатом кровавым пылает –
За горизонтом любовь умирает.
Мысли несутся к ней раненой птицей.
В клочья разорваны жизни страницы.
Солнце главою к Земле прислонилось,
Сердце подранком печали забилось.
Помню, когда-то с тобой здесь гуляли,
Жёлтые листья стихи нам шуршали.
Было нам славно, ты звонко смеялась –
Только безжалостно время промчалось.
Проседью снежной деревья покрылись,
Годы туманами в вечности скрылись.
Юная девушка стала седою…
Ветры осенние волками воют.
Расставание
За опушкой дали голубели,
Шелестел травой зелёный луг…
Мы с тобою от любви хмелели,
Расставаясь навсегда, мой друг.
Завтра я уеду в другой город,
Эта мысль кружится у виска –
И вползает в душу, словно холод,
Грустная, зелёная тоска.
До чего же мы с тобою близки –
Губы, руки, тело и глаза…
И ползёт букашечка по блузке,
Катится печальная слеза.
Неужели этого не будет?
Завтра я уеду навсегда…
Кто же вновь любовь во мне разбудит?
Или уж не быть ей никогда?
* * *
В голубой тарелке океана
Словно на каёмке – острова.
Мы глядим из окон ресторана,
Как краснеет солнца голова.
Солнце, видно, хочет остудиться –
В океан ныряет красный мяч.
Неужели это мне не снится?
Красота такая, хоть заплачь.
Утонуло солнце в океане,
Лодки фонари свои зажгли.
Музыка играла в ресторане
За окном магнолии цвели.
Печальный караван
Шагай вперёд, печальный караван,
Среди песков и жалящих колючек…
Прощай навек, родной Узбекистан, –
В Россию уезжаю – край могучий.
Скучаю я по детству и весне,
И не забыл могилу старой мамы…
И до сих пор мне чудятся во сне
Страны покинутой цветные панорамы.
И вот теперь мой скорбный караван
Достиг границы северной столицы.
Я подошёл к кисельным берегам,
Где солнечные сходятся зарницы.
В берёзовой России я живу,
И залечил сердечные все раны,
Но снятся мне, как будто наяву,
Страны далёкой синие туманы.
Зелёный трамвай
Неуютный зелёный трамвай
По осеннему городу кружит,
Разливая печаль через край,
Пузырятся обижено лужи.
Сиротливо колёса визжат,
Разгоняя холодную воду,
Линзы капель на стеклах дрожат
В разливанную эту погоду.
Поздний вечер. Промозглая мгла,
И на улицах-реках безлюдно,
Освещается улица скудно,
И тоска колет, словно игла.
Уеду в юность
А я уеду на лето в Питер
Или обратно в родной Херсон –
Поближе к морю, где дует ветер
И чайки кружат со всех сторон.
Уеду в юность в моторной лодке,
Подружку вместе возьму с собой,
Чьи поцелуи покрепче водки,
И не разлить нас давно водой.
А вместе с ней возьму на катер
Друзей, что видеть я был бы рад…
Поеду с ними не в город Питер.
Поеду с ними я в Ленинград.
Там, где фонтаны шумят у моря,
Дворцы царей кругом стоят,
Туда, где нет в помине горя
И где от счастья глаза горят.
Как жаль, что нет того причала,
Куда бы катер мой мог пристать.
Я повторил бы всю жизнь с начала,
Если пришлось бы с нуля начать.
О Родине, что ныне потерял
Я не бывал в горах Килиманджаро,
Саванны африканской не видал,
Но в Средней Азии от солнечного жара
Я, словно в знойной Африке, страдал.
Мираж – виденье, что-то вроде дыма.
Он – словно сон средь солнечного дня.
В Байрам Али, в пустыне Кизил Кума,
Он не однажды посещал меня.
И видел я мистические блики,
Моря и реки, а вокруг сады,
И солнца жар невыносимый, дикий…
И так хотелось пригубить воды.
Совсем иная Азия в июне.
В чимганских удивительных горах.
Среди тюльпанов – огненной пустыне,
В альпийских не заснеженных лугах.
Я не бывал в горах Килиманджаро,
Но в Азии я всё же побывал
И сохранил в душе частицу жара
Той Родины, что ныне потерял.
