Дмитрий КИРШИН
(Санкт-Петербург)
|
* * *
Возьми меня в пустыню, Моисей, –
Надежды и раскаянья обитель.
Я – раб: в меня вселился победитель,
И в сердце постучался фарисей.
Стою – пока у запертой – двери;
Но поддаюсь, и душу отворяю,
И слышу, как скрипят ворота Рая,
Навечно закрываясь изнутри.
Возьми меня в пустыню – я умру
Среди камней, не брошенных в мессию,
Благословляя вещую стихию,
Посмертно научившую добру.
Возьми меня!
Возьми меня!Найди меня в золе
Миров доныне властного порока:
И одного раба, раба-пророка,
Достаточно для рабства на Земле.
* * *
«…Я предан! Я забыт!
Наказан без вины!..» –
Ребёнок затихал,
почти не плакал, нет!..
Подавлен, оглушён
громадой тишины,
Дыханьем согревал
продрогший лунный свет…
Родители ушли.
У страха взаперти
Малыш перебирал
все горести свои…
Удар стенных часов
о ночи возвестил –
И раскололся мир
от первой нелюбви!
Возвращение
Два лебедя пьют солнце из окна –
Лепные птицы, пленницы ампира…
В парадной – полумрак другого мира,
Мерцающего утра тишина.
Мой дом… Приметы, тени, голоса,
Нежданно воскресающие лица…
Как нелегко с прозрением смириться:
У птицы детства – грустные глаза!..
И пара лебедей обречена,
Состарившись, осыпаться с фасада,
И в глубине тускнеющего взгляда
Минувшие растают времена.
Так тяжело мытариться в тревоге,
Любить вполсердца, веровать в бреду,
Нести свой крест без помысла о Боге –
И вдруг понять бессмысленность дороги:
Не к дому, а к бездомности приду.
* * *
Где могила Авеля, Господь, скажи?!
Ни креста, ни холмика, – бурьян тщеты…
Обрели мы, грешные, завет во лжи;
На могиле Каина – всегда цветы.
У плиты надгробия толпится люд,
Пламень битвы множится в глазах пустых.
«Не было свидетелей! Оспорен суд!
Свято ли Писание?! Долой святых!»
Причитают нищие, и воют псы.
Плачущие варвары ведут детей.
Злобой остановлены любви часы,
Принимает ненависть парад смертей.
Болью и предательством полны века,
Кровью обагряется лазурь небес…
Золотом на мраморе горит строка:
«КАИН.
«КАИН.Год рождения… Почил…
«КАИН.Год рождения… ПочВоскрес…»
* * *
Мой верный пёс, в колени не дыши.
Любовь ушла – родник укрыт песками!..
Я занавешу зеркало души
Спасительными чёрными очками.
Восторг и страсть разбиты на куски,
Я голос чувства слышу словно эхо.
Смешно себе заказывать венки,
Да только сердцу нынче не до смеха.
Доверья нить тонка и коротка,
Едва порвёшь – родятся боль и жалость…
Бессонной пыткой в памяти тоска:
Ушла любовь, а женщина – осталась.
…Она войдёт – с собой наедине,
Как будто кокон сухости соткала, –
И по привычке улыбнётся мне,
И пса потреплет по спине устало.
Разлука
…Южный берег незнакомой страны,
Дикий пляж и мы блаженно-нагие:
Те же души, только лица другие –
Без прощального венца седины…
Сто шагов по золотому песку,
Сто касаний нежно-зыбкой планеты…
Светом близости беспечно согреты,
Мы не слушали кукушку-тоску.
Южный берег…
Южный берегБыл отъезд как арест:
Три свидетеля, в купе заточенье,
Полушёпот обещаний, влеченье…
И тяжёлый чемодан, словно крест.
Август вынес приговор: «Навсегда!»
Горечь спрятана в улыбках-уликах…
Ночь дрожала и дробилась на стыках…
Невской осени близки холода.
…Дай мне, Боже, не поверить себе,
Уходящему по кромке прилива,
Что любовь я промотал торопливо,
Бросил в море, как монету судьбе.
* * *
Я под вечер в твой дом озарённый войду,
Где бездонны глаза, и слова не пусты,
И желанья парят, не боясь высоты,
И безмолвие не предвещает беду.
Мне пророчили звёзды погибнуть во зле,
И отчаянье рок предрекал по руке.
Сколько раз умирала душа в старике –
Воскресала в ребёнке опять на Земле!..
Я в твой дом озарённый молитву внесу
Негасимую… Пусть не застану тебя,
Мне так важно сегодня, бессонно любя,
Веткой с юной листвой трепетать на весу!..
Ночь мерещится сквозь ледяную слюду,
Тени чёрных деревьев дрожат на ветру…
Я, конечно, умру… но иначе умру –
И под вечер в Твой Свет невечерний войду.
* * *
Эти цветы неживые, осенние
В траур полей вплетены:
Нежным не вымолить чуда спасения,
Нежные обречены.
Поздних раскаяний слёзы холодные
Горечью на лепестки
Падают глухо – вовеки бесплодные,
Мёртвые капли тоски.
Эти цветы неживые, осенние
Память весны берегли…
Нежные – созданы нам во спасение, –
Не покидайте Земли!..
На круги своя
Анне Ахматовой
В заброшенном саду Любви,
Меж диких яблонь, у ограды
Терновый куст, посланник Ада,
Разросся на святой крови…
Как умер Он? На ком вина?
Кто вдохновил на грех раскола?!.
…Ступени Вечного Престола.
Покой. Руины. Тишина…
Над тишиной порой витал
Смятенный голос херувимов,
Как реквием хоров незримых,
Как ропот волн у дальних скал…
Но в час мрачнеющий, глухой
Входила дева в Сад страданья –
Здесь, у предела мирозданья,
Она венец искала… свой.
Ей голос был надеждой дан
Как благовест пути земного:
Когда в груди воскреснет Слово,
Господь воскреснет, осиян!
Презрев безволие и страх,
Вбирала веру сердцем юным…
И тернии в её руках
Звенели, как живые струны!
Хранителей небесный клир
Внимал, и говорила лира
Про счастье, древнее как мир,
И горе, что древнее мира…
* * *
Тоскливым и сумрачным зимним днём,
Когда пелена застилает высь
И разум застывший охвачен сном,
К душе я взываю:
К душе я взываю:«Во плоть вернись!..
Ты рано оставила свой приют,
Бежала от горьких земных оков –
Я жив!..»
Я жив!..»Безответна…
Я жив!..»Безответна…Нас ныне ждут
По разные стороны облаков.
* * *
Как песня солнечной мадонны,
Над колыбелью – мамин шёпот…
Душа младенчески бездонна,
И чувства не треножит опыт.
Июньский день зовёт счастливо:
«Купаться, ваше благородье!»
Тропинкой спустимся к заливу –
Вдвоём гулять по мелководью.
С мадонной, брызги высекая,
Легко бежать по кромке Крыма,
Пока спокойна гладь морская,
И глубина почти незрима,
И волны смыть дворец песчаный
Не рвутся в нетерпенье пенном…
…У неба и у океана
Дно проступает постепенно:
Сперва ночным пунктиром, скупо,
Затем – ясней и неизбежней
Смыкается лазурный купол
Над жизнью, некогда безбрежной.
Твердь нарастает поневоле
На глубине, во мраке стылом
Осадочной породой боли,
Тоски и страха топким илом.
Необоримо с каждым годом
Плотней сжимается пространство!..
Мы покоряемся невзгодам
Всетерпеливо и пристрастно.
Бредём по кругу монотонно,
Звездой сгорающей ведомы…
И в образа глядим бессонно,
Как в окна Божеского Дома.