Елена КИРИЛЛОВА
(Ленинградская обл.)
|
* * *
Да, я жила смеясь и тонкими руками
Несла свой мир по колющей росе.
И даже оступясь, я не бросала камень
В того, кто слаб, кого пинали все.
Пусть Бог ему судья, во тьме ночи кромешной,
Быть может, кто и мне откроет тихо дверь.
Я сбилась с ног, идя бесславною и грешной
На чей-то дальний зов, как одинокий зверь.
А сердце вновь болит. Мне жаль забитых, хрупких,
Не переживших ночь пропойцев и шутих.
Но знаю: Он простит и даст испить из кубка
За то, что никогда я не судила их.
* * *
Брось в меня камень, я тоже Каин,
Каюсь и маюсь, желая знать:
Ну отчего же меня отвергает,
Словно ребенка-калеку – мать,
Мир этот яркий, прекрасный, чистый,
Созданный кем-то не для меня.
Только рябины яркие кисти
Светятся странно, во тьму маня.
Ну отчего ж это счастье мимо?
И на вопрос не найти ответ.
Я, как обычно, ошиблась миром,
Но не жалею ни капли, нет.
Быстро затянется в сердце ранка.
Камень столкнула ногой в поток.
Что же, встречайте, я самозванка,
Дайте любви мне хотя б глоток.
* * *
Всё ближе бабушки лицо,
Ушедшей в солнечные дали,
Я знаю то, что жизнь – кольцо,
И скоро окажусь в начале.
Почувствую шершавость рук,
Над зыбкой свет лампады зыбкий.
Вот так замкнётся жизни круг,
И в солнце маминой улыбки
Растает льдинкою душа,
Уже не чувствуя преграды.
А бабка, юбками шурша,
Поправит огонёк лампады.
Дому
Спасибо тебе за глоточки детства,
Спасибо тебе за потоки силы.
Здесь бабушка Нюша меня растила.
Вот-вот заскрипит озорная дверца
В сад, в яблонь шальную, слепую пену,
Где ветер-мальчишка призывно свищет,
А в зеркале вижу всё ту же Лену –
Девочку с толстой до пят косищей.
И всё за плечами: печаль и будни,
И годы, прошедшие в вечной спешке…
И хочется верить: всё еще будет,
А девочка Лена глядит с усмешкой.
Так, знаю, гордо глядят царевны.
И, взор потупив, стоят мальчишки…
Кто ты такая, Елена Сергеевна?
Злая училка с короткой стрижкой.
Вновь скрипнут узкие половицы,
А за окном забормочут травы.
Как хорошо к тебе возвратиться,
Кусочек детства в лесной оправе.
И слушать песни русалок в чаще,
Молиться сладостно у иконы.
Не иссякает святая чаша
Любви и света в родимом доме.
* * *
Когда меня не будет на земле,
Ты в осени меня узнаешь, милый,
И этот воздух золотисто-стылый
И лунный луч напомнят обо мне.
Нет, не стихи, они, как я, умрут,
Истлеют платьем шёлковым и тонким.
Я в осени себе найду приют
Капризным, избалованным ребёнком.
Пусть счастье не смогу тебе я дать.
О счастье ль ты меня, безумный, просишь?
Ты будешь и весной щемящей ждать
Желанную и чувственную осень.
На грани снов, что, крыльями звеня,
Летят куда-то, обгоняя время,
Ещё желая, но уже не веря,
Ты будешь видеть в осени меня.
* * *
Как мало надежды, как много печали
В осеннем бокале из чистого злата.
Но только душа, словно в детстве, крылата.
Мы жизнь, как учебник, с тобою листали.
И скоро последуют, знаю, ответы,
Хотя я давно позабыла вопросы…
И тихо душа растворяется в свете,
Как эта летящая в облаке осень.
Давно позади всех страстей укрощенье,
Душа пропиталась печалью и болью.
И тихая осень дарует прощенье,
Которое мы называем любовью.
Героиновый рай
Героиновый рай, там цветущие травы и горы.
Так рисует мальчишка на матовой кромке листа.
Героиновый рай, там не знают предательств и горя,
И душа твоя вновь, как была до рожденья, чиста.
Героиновый рай, там вся боль до конца растворится
В этих ярких цветах и в журчании тёплой воды.
Там поют в высоте золотые чудесные птицы,
И не слышится шороха рядом ползущей беды.
Героиновый рай, нарисованный, явственный, зримый.
Я прошу тебя, Бог, за грехи лишь детей не карай.
На осколках когда-то блиставшего Третьего Рима
Простирается этот зловещий и гибельный рай.
До безболья исколоты детские тонкие руки,
И бесцельно блуждает невидящий, выжженный взгляд.
Героиновый рай, а за ним – бесконечные муки
И кишащий зловонными склизкими тварями ад.
Убегают ребята от боли, безделья и порно,
От блистательной лжи, что хлестнула уже через край.
Не спросясь никого, безрассудно, по-детски упорно
В героиновый рай…
Только нету там счастья, они возвращаются снова
Умирать в этот мир, приползают согнувшись, ничком.
Героиновый рай, словно яркий очаг, нарисован
На холодной стене, за которою нет ничего.
* * *
Расчленила, разбросала душу
По полям, квартирам, перелескам,
Бросила и в море и на сушу.
Слышишь её шорохи и всплески?
Я теперь свободна и бесстрастна,
Я теперь по-новому спокойна,
И не стану плакать понапрасну,
Мне не будет от обиды больно.
Только я забыла в одночасье,
Душу разбросав легко с порога,
То, что жизнь даю я каждой части,
Потому что вся она – от Бога.
Потому мне ночью светлой снится
То ветров, то волн тугих касанье,
Как глаза выклёвывают птицы,
Как играют рыбы с волосами,
Как сквозь душу прорастают травы,
И проходят звери к водопою,
И как бесов рьяные оравы
Самых нежных тащат за собою.
* * *
Волхвы, несущие дары,
И Волхов, спящий в снежной чаще,
И звёзды – дальние миры.
Как я хочу быть настоящей,
Живой, Твоей хотя б на миг,
Мой Бог, высокий и пречистый.
Там, в небесах, Твой тонкий лик –
Святой, безоблачный, лучистый.
Крепчает на дворе мороз.
Где ж вы, мои единоверцы?
Сейчас рождается Христос
Вновь в каждом измождённом сердце.
Иду вдоль берега реки,
Что скована огромным зверем,
И снова плавятся грехи
В огне чистосердечной веры.
И лепестками белых роз
Снега шуршат над спящим садом.
Как долго шла к Тебе, Христос,
А Ты всегда со мной был рядом.
В храме
Тихо так и доверчиво свечи мерцают в храме,
Будто ладошки детские тянутся прямо к маме.
И ничего не надобно шёпотом или криком
Мне говорить, всё сказано. Перед печальным ликом
Молча стою повинная. Что мне осталось – муки?
Только за всех нас, зябнущих, тянутся к небу руки.
Свечи сгорают медленно в старом просторном храме,
И никому не ведомо, что же случится с нами.
Плечи слегка изогнуты, взгляды слегка пугливы.
Может, свечи дыханием мы ещё все здесь живы.
Так горячо и трепетно теплятся в храме свечи,
Обогревая пламенем руки мои и плечи.
И отступает в ужасе всякое зло и лихо,
Будто со мною ангелы молятся тихо-тихо.
И ни душой, ни мыслями свету не прекословлю.
Все до конца искуплены были пречистой кровью.
Греясь душой кромешною где-то под куполами,
Снова стою безгрешною в старом притихшем храме.
* * *
Говорят: в новом веке будет новая вера,
Будут новые боги и иные цари.
Но я чувствую запах томительной серы,
И шепчу: Боже, дай нам дожить до зари.
Твои ласка и милость не ведают меры,
И пусты, пусть безбрежны, чужие миры.
Я прошу, как и прежде, любви лишь и веры.
В новом веке бесценны всё те же дары.
И соблазны всё те же, я склоняю всё ниже
Свою голову. Как я ничтожно мала!
И о чудо: всё дальше, всё выше я вижу,
И сияют над нами небес купола.
В тишине этой нежной, пьяняще-медовой,
Старый враг, моё сердце тоской не дави.
Мне не надобно веры чарующей новой,
Мне не надобно новой и яркой любви.
