Дмитрий Николаевич Киршин

писатель, учёный, общественный деятель

10 января 2005 года.

Заседание № 97 секции поэзии РМСП в концертном зале Санкт-Петербургского Государственного музея театрального и музыкального искусства.

Ведущий заседания – Д.Н. Киршин.
Присутствовал 31 человек.

В обсуждении творчества Галины Илюхиной приняли участие члены РМСП Игорь Сахарюк, Владимир Дюков-Самарский, Лидия Соловей, Геннадий Волноходец, Александр Гущин, Юрий Горин, Гелия Петрова, Вера Соловьёва, Кира Альтерман, Дмитрий Киршин, один гость секции поэзии, всего – 11 человек.

Галина ИЛЮХИНА
(Санкт-Петербург)


Автопортрет

Я женщина. Фарфоровый мирок
Надёжно хрупок, эстетично мил.
Утерянные пёрышки хитро
Образовали ласковый настил,
Смягчая осторожные углы
И приглушая голоса извне…

Фарфоровые створки. Мягкий ил.
Медовый луч в зелёной глубине.

*  *  *

Градом кусты избиты.
Осенью тьмы избыток.
Минус – тепло из быта,
плюс – поросло, забыто.
Накрест крыльцо забито.
Насмерть. И нет заботы
ссоры сносить,
сор выносить:
нету избы-то…

*  *  *

Дребезжащий автобус. Цветы и венки.
Суетливый набор ритуальных услуг.
Сердобольность. Гусиная кожа щеки.
Торопливо-стеснённо – пожатие рук.

Что-то слева внутри, открываясь, боля,
Забирает в себя белый-белый погост,
Опушённые снегом сырые поля,
Уходящие вдаль птичьи лапки крестов…

Остаётся врастать в эту мокрую грязь,
В эту свежую ранку в притихшей земле,
Город мёртвых принять в постоянную связь
Заземлённой отметкой на шаткой шкале.

Полосатые столбики слякотных трасс.
По цепочке огней приближается жизнь.
Дребезжанье автобуса. Сумрачный транс.
Ты измучен. Но всё-таки… Всё-таки жив.

Остаётся – очнись! – остаётся дышать,
Через силу вбиваться в потерянный ритм –
Из сосущей тоски первый вязнущий шаг…
И свечение тихого снега внутри.

*  *  *

Поиск спасения. Ладанки жмутся к груди,
Взгляд не охватит нательных крестов частокол.
В беге неровном – ты видишь? – прорвался один,
Как сквозь флажки на охоте, неистов и гол.
Что же, смотри, примерзая к металлу крестов,
Щуря глаза в серебристую снежную взвесь:
Вон он – в прыжке оборвал криптограмму следов,
Птицей исчезнув в оранжевом горле небес…

*  *  *

В.М.

не каждый вечен,
не каждый мечен
клеймом зари –

искатель встречи –
в разливах речи
твой остров крит.

и где он, выход,
извивы нити
да звон литавр?

сопит, невиди-
мый в лабиринте
твой минотавр…

и белый – алым,
и чёрный – алым
на фоне скал.

заря то гасла,
то вновь вставала –
твой парус – ал.

русалки пели,
скользя вдоль рифов,
кораллов рифм,

рифлёных мелей…
о труд сизифов –
прилив, отлив.

прощальным взмахом
на мачте дрогнет
мечты флажок.

ты был без страха
и без упрёка,
искатель строк.

*  *  *

Вот и люби, что тебе досталось –
Чахлые липы в безлюдных скверах,
Рваное небо в потёках алых,
Старые стены в потёках серых.
Чем не богатство – цветные окна:
Утлый уют запечатан в рамы,
Запахи кухонь, герань и флоксы,
Грустные дети играют гаммы –
Бледные руки, прожилок просинь…
Крепче люби, горячей и проще –
Поторопись – подступает осень,
Долгая осень, длиннее прочих.
Глубже вдыхай, осязай и слушай –
Ибо досталось совсем не мало,
Всё, что ещё не смогли разрушить,
Осенью долгой дороже стало.
Воспоминаний теплеет шёпот,
Лица любимых родней и чётче…
Солнышко детски ласкает щёку,
Божья коровка ладонь щекочет.

*  *  *

Когда по углам мастерской расползается мрак,
И лунные пальцы бегут по знакомым холстам,
Привычная дрожь сообщит воспалённым вискам,
Что снова случилось, и снова случилось не так.
Сквозь трещины краски проглянет печальный фантом.
Глаза его – лунны, улыбка – живая печаль.
Он помнит, что было. И знает, что будет потом,
И всё же уводит меня в многоликую даль.
Вибрируют веки, и я, расставаясь с собой,
Вплываю, качаясь, в зовущие луны зрачков.
А в их лабиринте зеркальном – нездешний покой,
И странные песни звучат в облаках куполов.
Но тяжкий набат нарастает в горячих висках,
Зеркальные ломкие стены взорвёт резонанс,
И треснут они, осыпаясь в осколочный прах,
Луну и меня отразив в себе тысячи раз.

*  *  *

Прорицалось увидеть во сне голубые цветы,
А порукой тому – неурочное таянье снега.
Но приснился обрыв, и тревога, и страх высоты.
А внизу – голубая поляна, вобравшая небо.

*  *  *

Припомнилось подворье псковское –
Постройки полуразвалюшные,
Печальные, предельно плоские
Поля – прибежища пастушечьи.

Протяжное, пустопорожнее
Полужитьё-полузабвение:
Попойки подлые, порочные,
Пожитки пропиты последние.

Посты постылых понедельников,
Похмелье после Пасхи-праздника –
По папертям – парады призраков,
По папертям – природы пасынки,

Презревшие прогнозы пастыря,
Полуслепые, полупьяные.
Присохшие полоски пластыря…
Понуры позы покаяния:

Подайте палюдю пропитому,
Подайте, право, православные!
Ползёт потресканными плитами
Пожухший плющ полураздавленный.

…Поля, поля. Пороша проседью,
Просёлка петли прихотливые.
Прости-прощай, подворье псковское,
Прости, провинция погиблая.

*  *  *

Стенка, стенка, потолочная плита.
За окном висят на ветке два листа.
Близко так, на расстоянии руки.
По асфальту мирно шаркают шаги,
По асфальту мерно шаркает метла.
Вся листва сегодня ночью умерла.
Ночью ветер, ночью минус. Утром – ноль.
Не зима ещё, конечно. Так, бемоль.
В этой терции осенней листьям смерть –
Оторваться, напоследок полететь,
На земле свести в конвульсии тела…
Вот и всё. И я сегодня умерла.
Задохнулась. Стенка, стенка, потолок.
Двум последним там, на ветке, вышел срок.
Застывают, оторваться не смогли.
Ни до неба не достать, ни до земли.

Видение

Брели унылою колонной
Пьеро по набережной Пряжки.
За спинами на балахонах
Узлы смирительных рубашек
Топорщились, крылам подобно;
Уста скреплял мозольный пластырь.
Поэты шли дорогой к дому,
Задумчивы и безопасны.

*  *  *

Как иногда гоняет ночь по кругу
Лоскут событий, прожитых не так.
Всплывают лица, фразы… Что за мука,
На самого себя спустив собак,
Досадовать и маяться словами,
Которые, пожалуй, мог сказать,
А главное, услышать. И весами
Фемиды взвешивать, пытаясь осознать,
Кто прав, кто виноват… А ночь клубится,
Уж утро трёт опухшие глаза.
Светлеет потолок, мелькают лица.
Окурок в пепельнице полной всё дымится…
А чай остыл. Но всё мелькают лица,
И фразы, и слова, и голоса…

*  *  *

Не отразится солнца циферблат
В простуженной воде воспоминаний.
Всё навсегда. На потускневшей ткани
Горят прорехи свежестью заплат.
Всё, как всегда. Красна и горяча
Живая темень век. И что за дело,
Какие сроки время одолело
За солнечный и неподвижный час,
Когда твой буер парусом ресниц
Влеком по глади льда застывшей Леты –
Косым полётом отдохнувших птиц
Касаются лица ладони света…
Всё навсегда. Червонный циферблат
Тяжёлый диск не погружает в реку.
Теплеет лёд. Просвечивает веки
Вовеки пламенеющий закат.

Публикуется по буклету: «Заседание № 97 секции поэзии РМСП. Галина Илюхина. СПб., 2005». Составление буклета – автор. Компьютерное оформление буклета – Д.Н. Киршин

Заседание № 96 <Все заседания> Заседание № 98