Виталий ИВАНОВ
(Санкт-Петербург)
|
Из книги «Тропинка из детства»
* * *
Ай, Луна!.. Что за Луна!
В ночь на полнолунье
Зацелую допьяна
Милую-колдунью!
Зацелую допьяна,
Наведу румяна…
Я от лунного вина
Сам сегодня пьяный!
Серебрятся облака,
Как седые горы.
То ли это просто так,
То ли – наговоры…
И везде играет свет.
Ночь, а будто ясно.
Мне вот так бы много лет
Жить и не погаснуть!
Ой, Луна! Свети, молю!
Не води в бурьяны…
Я, как нежность губ, люблю
Шёлковость поляны!
Волшебная ночь
На душе восторженно и юно…
Притушите, притушите все огни!
Светит месяц, призрачно и чудно,
Открывая сказочный тайник.
Тишина насторожила уши,
За калиткою колдует мрак…
Но замри, прислушайся, послушай:
Слышен листьев шорох или шаг.
Посмотри-ка!.. Серебристым светом
Завороженный, торжественный, немой,
Бродит леший по лесным паркетам,
Выложенным шёлковой травой.
А вон там виднеется на крыше
У трубы лохматый домовой…
Звёздный рой чуть небеса колышет,
Расходясь таинственной игрой.
Выходи смелее за калитку!
Ждут тебя – ты видишь? – впереди.
Месяц тропку сказочную выткал…
Только тише, взрослых не буди!
Мы пойдём с тобой навстречу чуду,
В ночь волшебников и ночь чудес,
Чтобы юность с нами шла повсюду,
Под сиянье вечное небес!
Страничка из вечности
Откуда-то издалека
Летят куда-то облака.
Луна живой укрылась шалью…
Душа свободна и легка
И, кажется, как облака,
Вдруг полетит, влекома далью.
Какая в мире тишина!..
Всё на земле во власти сна –
Как мало тех, кому не спится.
Мне вся Вселенная видна,
И в книге вечности одна
Ещё открылась мне страница…
Журавли
На травах утром первый иней,
И от костра осенних листьев
До бесконечной дали синей
Сияет свет – прозрачный, чистый.
И в синеве, не умолкая,
Курлыча, плача и тревожа,
Уносит ветер в дали стаю,
И сам уносится с ней тоже…
И вот уже лишь сердце слышит
Их крики… Дальше, невесомей,
Они становятся всё тише,
Всё неизвестней, незнакомей…
Почти растаяв в дымке синей,
На миг как будто замолчали.
Лишь на глазах, как первый иней,
Остался хрупкий след печали…
Купола
В поднебесье зажглись купола!..
Я опять не окончил страницу.
Это осень меня позвала,
Опустив золотые ресницы.
Старый город – как сказочный сад!
Только рвусь я в полёт, словно птица…
Там, где мягко шуршит листопад,
Сердце в небо летит и кружится!
В самом дальнем и светлом краю,
В самой юной и праздничной роще
Я весёлую песню спою,
Стану чище, прозрачней и проще.
Будут жёлтые листья лететь,
Выходить будут из лесу лоси…
Куполам над Россией гореть,
Перезвонами разноголосить!
Драгоценный подарен мне клад!
Мне ночами от счастья – не спится…
Это осень меня позвала,
Опустив золотые ресницы.
Из книги «Изгнанник из времени»
Бал
Средь пьяного смеха, безумия, сна,
Где губы с губами устали встречаться,
Открыл я тебя. Ты дичилась, одна…
Зверёныш, зачем ты пришла приручаться?!
Я пил из стакана плохое вино,
Смеялся со всеми, спасаясь весельем…
Но ты, словно ветер весенний в окно,
Лечила меня от тоски и похмелья!
Средь топота, крика и звона стекла,
Средь грязи и мути, видением странным,
Ты мне улыбалась, смела и светла,
Как звёздное небо – в оконную раму!
Я прятал глаза в водопаде чернил,
Я губы ловил, черноту разрезая…
О, как я боялся, что я не любил,
А только опять – от себя убегаю!
Плутовка, блудница, обманщица ночь
Дарила пространства без стрелок и метров.
И вновь от себя устремлялся я прочь –
В объятия страсти, желания, ветра!
Нагая! была Ты великим врачом.
И, может быть, Жизни то было Начало…
Зачем же душа, неизвестно о чём,
Бездомная,
Бездомная,рядом,
Бездомная,рядом,истошно
Бездомная,рядом,истошнокричала?!.
Море и я
Оно бушевало,
Оно волновалось –
То грозным казалось,
То грязным казалось.
Оно подползало,
И вновь уползало.
И, ползая, море
Мне ноги лизало!..
Русский Христос
Вы меня не видали? –
Скрючив в корчах живот,
Я валялся в канаве,
Как потравленный скот.
Я мечтал о «девахе».
Не заладилось, бля!
Пьяный, в рваной рубахе,
Я блевал в тополях.
Повторяя: «О боже!» –
Тупо брёл по полям.
И в счастливую рожу
Целовала земля.
Пьяных слёз жемчугами
Осыпая лицо,
Пел я песни с котами,
Попивая винцо.
И, всю трезвую муку
Расплескав на ветру,
Хохотал я над скукой
И плевал на тоску.
Это было красиво,
Как вселенский хаос.
И планета решила:
Это – новый Христос!
Демон
Мне всё знакомо: грусть и страсть,
И счастье, и страданья кома.
Могу я с нежностью проклясть
И обласкать раскатом грома.
Могу услышать я Творца
И дьявола спуститься ниже.
Могу зажечь добром сердца
И ненавистью разум выжечь!..
Документальное кино
Смотрели прямо на меня
Края кровавые воронки.
И я был посреди огня,
В кричащем маленьком ребёнке.
Прямой наводкой смерть вела
Огонь из тысячи орудий…
Вот и меня война нашла…
Её почти забыли люди,
И это – фильм… Причём здесь я,
Для нового рождённый века?
Как дико!.. Словно муравья,
Вдруг раздавили человека.
Причём?!. Но если это мать
В орущем месиве воронки,
И мне придётся умирать
Вот в этом маленьком ребёнке?
В кино иль в жизни? Тишина.
Все пушки бьют. Темно от боли…
Мне показала вдруг война,
Что я играл чужие роли!
А надо быть – самим собой
И быть за всё, что есть, в ответе,
И каждый раз бросаться в бой
За всё, что дорого на свете!
* * *
Когда улягутся волненья,
Пред смертью, может быть, самой,
Тебя я вспомню в сновиденьях
Как мимолётный гений мой.
Тебя я вспомню с нежной грустью,
С годами выпитой до дна,
И сны меня к Тебе отпустят –
И вновь сведут меня с ума!
И снова Ты исчезнешь прежде,
Чем солнце озарит листы.
Лишь в сердце сохранится нежность,
Как тень несбывшейся мечты…
Так иногда неумолимы
Слова, не сказанные в срок.
Тебя я звал в стихах любимой,
А в жизни так назвать – не смог!
Но даже если я забуду
Все строки повести земной,
Ты будешь жить во мне как чудо,
Как мимолётный гений мой.
И средь последних ощущений,
У края жизненной черты
Я буду помнить с восхищеньем
И с нежностью Твои черты!..
Из книги «Шедевры абсурда»
Зима
О чём мне рассказать?..
О том,
как ветер загоняет в лужи холода
и лижет их сухим, шершавым языком,
как сука хворая – некормленых щенят?..
О том,
как звёзды стыдливо сыпят снег
и закрываются, как шалью, облаками,
чтобы не видеть морщины старческие,
голые земли?
О том,
как месяц смотрит генералом
на поле битв – бескрайние моря,
отчаяньем грозя –
все армии его покрыты льдом?!
Или о том,
как две дерутся вьюги,
за волосы друг друга ухватив, –
кого из них возьмёт в любовницы мороз?..
О том,
как швы трещат на брюках у деревьев?
О том,
как по ночам
зубами щёлкают дома в уснувших городах?
О том,
как вы,
себя загнав в чужую шерсть,
боитесь холода и смерти?!.
О глупость!..
Не забывайте!
Когда я умру, положите меня
между столом и скатертью белой,
расправьте тщательно складки,
несите большие бутыли вина,
большие стаканы –
ставьте на скатерть,
наливайте и пейте…
Не забыли ещё?
Это я – под скатертью!
Беспредел
Сто лет назад сбежали глаза,
улетели уши,
спрыгнули с лица нос и челюсть,
летают, прыгают где-то
за сто лет-метров…
С чем я остался, один, без друзей?
Слепоглухонемой, тычусь,
натыкаюсь на что-то…
Посмотреть бы – на что,
послушать, понюхать, откусить!..
Мои атрибуты и живые одежды
Этот мир,
который я ношу на себе,
заношен до дыр.
Пора менять мне одежды.
Или раздеться
и посмотреть на себя?
Без мира стыдно,
как без трусов.
Перед кем?
Ношу на себе этот мир,
как вериги, зачем-то,
давно не святой…
Когда холодно,
забираюсь
поглубже в мир.
Живу с миром,
как с любовницей, ненасытной, капризной.
Устал любить, скоро умру…
Из книги «Дотронуться сердцем до сердца»
* * *
Погаснет медленно свеча…
Какая тишина!
В мерцанье бледного луча
Вся комната видна.
Мы помолчим с тобой ещё
Под музыку луны.
Ты слышишь?.. Правда, хорошо
Как шорохи слышны!
Играет в шторах череда
Неясных бликов. И душа
В чудесном сне… Скажи мне: «Да!» –
Ещё раз… Хороша
Как ночь! Как ночь тиха!..
Качается в окне луна.
Ты рядом… Трепетом стиха
Вся комната полна.
* * *
На водопадах глотку рвёт вода,
Над облаками – звёздные просторы…
Мне всё равно. Ты знаешь, никогда
Я не уйду в Сиреневые горы!
Прокурен воздух, вымучен и мёртв.
Прошедший день – зачёркнут и отброшен.
И без конца кругами вен, аорт
Таскает кровь заветных мыслей ношу.
Я говорю, что я тебя люблю,
Я повторяю все твои названья…
Как будто сон!.. Я про себя таю
Несбыточных желаний очертанья.
Неясных грёз, видений череда,
Прекрасных стран волшебные просторы…
Мне всё равно. Ты знаешь, ни-ко-гда
Мне не уйти в Сиреневые горы!
Я пью вино. Бутылка на столе,
Полупустая пачка «Беломора»…
Какая тайна в заоконной мгле
И в цели не кончающихся споров?
Я не нашёл себя. Я выдохся в пути.
Я слишком был покладист и послушен.
Идти вперёд? Не ведая, – идти?!.
Нести всю жизнь пылающую душу?
Зачем?!. Кому?! Пускай ревёт вода
Там, где вокруг – лишь звёздные просторы…
Мне не дойти. Ты знаешь, НИ-КО-ГДА
Мне не попасть в Сиреневые горы!
* * *
Я грелся у костра любви,
Пододвигал погреться душу…
Как сказку в детстве, жадно слушал
Слова любовные твои!
Желание
Я хочу, чтоб меня расстреляли
У высокой-высокой стены;
Чтоб вокруг часовые стояли
Никому не известной вины.
Чтобы рядом берёзки шумели,
Сильный ветер глаза мне слезил;
А в груди – точно струны звенели,
От избытка желаний и сил!
Чтоб мгновенья годами казались,
И природы понять голоса;
Чтобы ласково мне улыбались
Из далёка любимой глаза.
Чтоб веселая песня звучала,
И горячая капала кровь…
И сто жизней мне было бы мало,
Чтобы жизнью насытиться вновь!
Осень любви
Она говорила: «На улице – осень.
Ненастье и холод прокрались и в сердце.
И лето прошло. Или не было вовсе…
И, верно, уже никогда не согреться!..»
Она говорила: «На улице – слякоть.
И больше играть нет желания в прятки.
И сил не осталось смеяться и плакать,
Терять, ревновать и любить без оглядки…»
Она говорила, дыхания тише,
Что: «Мы не одни. Это вовсе не странно…»
Она говорила: «Ведь память нас слышит,
Запомнит и краску, и привкус обмана».
Она повторяла мне: «Нет…» и «Не любит…»,
«Устала, раскисла…», «Плохая погода…»,
«А может быть, завтра – хоть солнышко будет.
А если не завтра, так – через полгода!..»
Она говорила: «На улице – осень…
Не надо спешить и придумывать счастье…»
Она говорила… А дождика косы
Совсем растрепались… Ведь было – ненастье!
Прощание без конца
Уносят друзей и любимых года.
Но вдруг, по неясным законам,
Всё то, что, казалось, ушло навсегда,
Становится снова знакомым!
И лица далёкие снова влекут
К мечтам дорогим возвратиться.
Но только лишь пять драгоценных минут
Даны нам опять – чтоб проститься…
* * *
О, эта твоя улыбка,
«единственная во всей Вселенной»!
Сегодня я увидел её
у другой женщины…
* * *
Тихонько ты так говорила,
С таким выраженьем особым…
Хоть слов я отдельных не слышал,
Но их я значение понял!
Чем тише слова ты шептала,
Тем глубже они проникали.
И вдруг показалось мне, будто
Дотронулось сердце до сердца!..
Из поэмы «Город одиноких мышей»
Ночь. Кошмар первый
В огромном городе ищу я человека,
по улицам бесчисленным,
в толпе брожу один,
как будто я в пустыне
пустых умов и высохших сердец…
Кто осушил вас, люди?
Слова мои – из сердца влага, пейте!
Родник дарящий рядом с вами бьётся…
Не пьют. Не слышат… Нет, не различают!
Кто нужен вам, спешащие, скажите:
фантом из будущего? мёртвые? хоть слово!
Талант и дело, жизнь моя – сегодня.
Не надо?.. Славно. Чудненько… Отлично!
Сомнамбулы… Что это за среда
из кукол движущихся? Так текут песчинки.
В песок уходит жизнь… Повсюду горы
орущего, кровавого песка!..
Как солнце города высушивает скоро!
Мне жарко. Мысли, словно мыши, –
шуршат, шуршат…
Так жареный песок шуршит в пустыне.
Тьмы миллиардов красненьких мышинок
шуршат, прожаренные дьявольской жарою…
Мне жарко, город.
Жарко! Жарко! Жарко!..
Темно. Я брежу, видимо…
Теперь я знаю точно:
в бумажном городе – сухие мыши.
Сейчас зажгу я спичку, чтоб лучше видеть…
Но как противен, должно быть,
запах жареных мышей…
(Загорается спичка.)
Мышата серые, повсюду вы, я вижу!
Спрессованы в кровавых вы барханах –
на площадях и в лабиринтах улиц,
в домах – повсюду! – мыши. Все мертвые…
А где же здесь живые?!
В огне всё оживает… Вот они
поводят длинными носами – ищут.
Что? – Чего погрызть.
Святого нет, но где-то есть съестное!
Грызут. Проделывают дыры
в поэзии, в природе, в человеке…
Их скрип зубов мне слышен отовсюду!
Слепые мыши без ушей
спешат на праздник запахов чужого.
С ума сведёт несносный писк:
«Свобода грызть! – Откусим от свободы!..»
Второй кошмар
…Так каждый день. Я захожу в кафе,
сажусь за столик. – Чашку кофе! –
И сочиняю письма в никуда.
Как долго я их сочиняю!
В них одиночество, его не сочинить.
Пусты мои тетрадки. Я их читаю вслух
среди грызущих булки. Ну, что ж…
Мышам нет вовсе дела до меня.
И каждый день я захожу на почту:
– Примите письма заказные! –
и отдаю сто писем почтальонше,
плачу и ухожу с покупкой –
надеждою на слово человечье…
Немного стоят надежды эти!..
Но нет других, увы…
И снова я жду ответа сто тысяч лет…
И нет опять ответа!
Приносят лишь отписки из редакций.
Они мышиными заполнены словами.
Кто их строчит? Мышины?
Мыши на пишущих машинках, мышинистки?..
Нет, не намерен я дружить с мышами!
Пытаюсь я найти лишь одного,
единственного – друга.
Но друга – нет… Друзей сожрали мыши?!.
Нет, я – не мышь!
Но кто я?.. Кто я?!. Кто я?!!
Чей разум задаёт вопросы?
И сердце чьё невыносимая сжимает мука?
И разве вижу я под маскарадом
масок и одежд – не серый мех,
не пустоту и ужас?
То – одиночество!
Заместо глаз, и рук, и ног –
лишь одиночество! Повсюду!..
Или я сошёл с ума
в городе одиноких мышей?..
Из книги «На берегу реки и в реке»
Генетическая память
Кружат ночью кошмарные сны.
Миллиарды каких-то талонов…
Кто-то страшно кричит мне: «Мясник,
Ты убил шестьдесят миллионов!»
Кто-то злобный визжит: «Наконец!
Жил, как сволочь… Хоть кончи достойно!»
Крутит яйца сынишка-стервец –
Очень больно! Ну, очень уж больно!..
Вижу: мёртвых летит эшелон –
Нет конца кольцевому этапу! –
По стране, заключённой в бетон,
В нём вредители – мама и папа.
Я врагов и друзей победил –
Расстрелял, заморозил, зарезал…
Что же ночью из общих могил
Мертвецы милой родины лезут?!.
Безымянная страна
В районе нашем всё спокойно.
Обычно, много не стреляют.
И роются бомжи в помойках,
Дерьмо кошачье разгребают.
Что ищут? – На пол-литра водки
Пустых бутылок, корки хлеба,
До дыр заношенные шмотки –
В «прикиде новом» отобедать.
Всему, что раздобудут, рады.
А много – отдадут и детям,
Что попрошайничают рядом,
Из люков выйдя на рассвете.
И в городе у нас спокойно.
На каждом перекрёстке – нищий,
На каждом чердаке – покойник,
И в каждом сердце – пепелище!
Кого волнует имя града?
Кого страны волнует имя?..
Нам настоящее – награда
За все разбитые святыни.
Молитва одинокого
Придёт час.
Пренебрегут тогда пренебрегавшими,
отвернутся от отворачивавшихся,
не дадут больше руки
отнимавшим руку свою от протянутой;
и будут обрекающие на одиночество – одиноки;
и будет одиночество это
страшнее атомной, последней войны.
Но не будет войны, а будут они – одиноки…
Да продлится тогда путь их!..
Но Ты ведь всё же придёшь к ним,
как не оставил Ты и меня;
и Ты простишь всех нас, Господи?..
* * *
Мы глядим отягчёнными взорами,
Точно в жизни вкусили всего.
Но бродили мы – между заборами,
За которыми нет ничего!..
* * *
Зелёный ветер за горой
Играет на трубе.
Смотри, Берёзовый король
Уже идёт к тебе!
В берёзовую кутерьму –
К нему, к нему, к нему!..
Но не приблизиться к нему
Ни мне и никому.
Фотографии души
Нет, я не сочинял стихов,
Но я писал их!
Не находилось сразу слов –
Всю жизнь искал их.
Тетрадки старые свои
Опять листаю –
Как фотографии души
Перебираю.
Нет драгоценней для меня
Страничек этих.
В них вся история моя
На этом свете!
Холмы подсознания
Я сплю, вижу сон… Подо мною – гора!
На белой горе – я в лучах серебра.
Я в чёрной фуфайке и в чёрных трусах,
И звёзды сверкают в моих волосах!
Чернею, от жизни большой в стороне…
Вдруг мимо меня – я на белом коне,
Я, белый, на мраморно-белом коне…
О, сколько во мне неизвестного мне!
И мраморный конь увлекает меня…
«Держите! Хватайте! Верните коня!» –
Кричу я вдогонку, один на горе…
Внизу – моих «я» коллективных каре.
Сейчас я отправлю их оптом на бой
С судьбой. Кто из них воротится домой?
Беру я трубу – испытаю судьбу! –
И громко играю: «Все марш на борьбу!»
И вижу: под звёздами – всюду холмы,
Толпою на бой разбегаемся «мы»…
Коня мне! Мой конь ожидает меня.
Сажусь на коня. Не ищите меня!
Куда унесёт меня мраморный конь?
Спешите гадать, как запляшет огонь!
Скачу я… Но вижу: в жемчужной пыли
На белой горе – я чернею вдали.
Один я… Один!.. Там, на голой горе.
И «я» поредевших сереет каре.
Назад!.. Просыпаюсь в холодном поту.
По эту я сторону или по ту?
Но снова засну… и сажусь на коня!
И мраморный конь увлекает меня
По белым холмам…
Памятник
Когда вы увидите меня на тропе,
Строящего дом,
Голос толпы раздастся в толпе:
«Убьём!»
Слово правды одно
Вырастает из многих идей.
Всех богатств дороже оно
Для людей.
Нищие! Разума дом –
Для человека, а не толпы.
Вот мои кирпичи. Я слепил их трудом,
Принёс и сложил у тропы.
Кинетесь, с пеной у рта
Лающие: «Было и будет! Вовеки!»
Тогда я скажу: «Это вы распяли Христа,
Нечеловеки!»
Разрушающие не имеют лица.
Строящему – остаться.
Вижу: у развалин Дворца
Собирают камни – Двенадцать…
Лестница
Когда-нибудь наступит этот час!
Я вознесу свои молитвы Богу
И, не спеша, начну последний раз
Готовиться в последнюю дорогу.
И, наконец, сумею обрести
Покой в душе, уставшей от волнений…
Ни одному не суждено пройти
Бесчисленное множество ступеней!
Возвращение блудного сына
Над белой водой поднимается ветер,
Сначала – чуть слышно, потом – всё заметней!
На тёмном стекле открываются знаки,
Как будто сигналы далёких галактик.
На кронах деревьев рисуются буквы,
Как будто бы к ним подключился компьютер;
Как будто из самых основ мирозданья
Пытается что-то пробиться в сознанье.
Я знаки встречаю повсюду, повсюду!
Весь мир необъятный – единое чудо.
Волнение странное чувствую в венах:
Повсюду – во мне, вне меня – перемены!..
Другой ощущения пробуют ракурс,
А может, иной получаю я статус.
Росту я из тела, как отрок из платья;
Вселенная мне раскрывает объятья!
И вдруг в голове разрывается бездна,
Как будто бы вечность пространства разверзла,
И то, что казалось мне Тайной и Чудом, –
Во мне, и со мной… Я – повсюду! повсюду!..
* * *
Зачем живу – догадываюсь сам.
И иногда мне видится так ясно,
Что я живу, быть может, не напрасно –
Немного помогаю небесам.
На бренную взирая красоту,
Я думаю: жизнь наша не случайна,
Мы вечности разгадываем тайну
И воплощаем Вечного мечту!
