О книге Льва Алексеева «Время золотых дождей»
Мы бездумно штампуем фразы,
Обзывая речь «языком»,
И не только поэт обязан
Содержать в чистоте наш дом.
Лев Алексеев
Чтобы подписаться под авторским предисловием к книге «Время золотых дождей»: «Лев Алексеев, Божьей милостью Поэт», – надо обладать недюжинным… но чем? – талантом, самомнением? В своём критическом разборе я постараюсь разобраться, чем именно владеет Лев Алексеев и чего ему недостаёт, при всей декларируемой богоизбранности.
Вначале остановлюсь на технике стихосложения, вернее, на её явной недостаточности для того, чтобы называться мастером. В скобках указываются номера страниц из рецензируемой книги, на которых расположены приводимые цитаты.
Плохие рифмы по-хозяйски «заселили» страницы книги «Время золотых дождей»: «лицемерья – откровенье» (5), «старые – объедалою» (28), «прожилках – льдинку» (36), «выспаться – кормилица» (41), «случайно – раны» (45), «изменит – вдохновенье» (61), «верным – Вселенной» (63), «полнокровный – обделённый» (74), «снегам – небеса» (78), «умных – мудрых» (146), «посевом – пело» (160), «законам – Аксиомы» (175), «кто-то – что-то» (205), «бесценна – неверный» (206) и множество других рифм подобного уровня.
Примерами вопиющего нарушения техники рифмовки могут служить строфа 3 на с. 55, строфа 2 на с. 175, строфа 2 на с. 193, строфа 3 на с. 206:
«Попутчики, отметины судьбины, –
Случайно – не случайные знакомства.
Их исповеди – жадность сумасбродства,
Поступки – до безумия стихийны».
«Бесспорной аксиоме оппонент
Творец Небесный. По его законам
Живут и умирают аксиомы
В познании отпущенных им лет».
«Чуть слышен ровный пульс часов,
Спят у печи, пригревшись, стены,
И стих молитвенно-напевный
Я повторяю вновь и вновь».
«Мой добрый ангел, ты бесценна.
Как искренна любовь твоя!
Но чем могу ответить я –
Любовник пылкий и неверный?»
В книге присутствуют однокоренные рифмы: «свет – рассвет» (12), «ушедший – сумасшедшей» (60), «взамен – перемен» (66) – что недопустимо для поэта, претендующего на звание профессионала.
Рецензент насчитал 90 глагольных рифм, в восьми случаях на них построены целые строфы – на страницах 10, 12, 16, 30, 31, 47, 64, 99. Например, в концовке стихотворения «Сударыня, целую Ваши руки…» на с. 31 читаем:
«О том, что Вы меня любили,
Я никому не говорил.
Скрывал от всех, что Вас любил,
Что страсть мою Вы остудили.
Прошу ответить мне теперь –
Как без любви моей Вы жили?
Ведь Вы меня не разлюбили!
Зачем избрали путь потерь?!»
Всего в тексте обнаружены 234 плохие рифмы. В среднем, получается по 2 пары подобных рифм на стих, что вызывающе много, с учётом наличия в книге четверостиший.
Частые сбои ритма, изменение строфики – характерная черта поэзии Льва Алексеева. Например, на с. 59 первые строки каждой из четырёх строф написаны в разных размерах: «Она разбудила меня поцелуем…», «Мной овладели безумные чувства…», «Искус языческий – дня Иванова…», «Ночь уязвлённо косилась звёздами…». На с. 84 три строфы также написаны в различных размерах: «В час заката, когда умолкают птицы…», «Здесь, в Кащеевой вотчине – Глухомани…» и «Судьбою владеешь, былое читая…». Наконец, в стихотворении «Блеск в глазах…» на с. 162 едва ли не каждая строка имеет собственный поэтический ритм, что воспринимается как небрежность автора по отношению к слову.
Значительное число фраз в стихах Льва Алексеева построено не по-русски:
1) «В небе – стаи, клинья, вереницы». (7)
По смыслу должно быть: «клины».
2) «Что быть с рабом – божественная милость, который недостоин чести сей». (10)
Подобное построение подчинения частей предложения карается двойкой, начиная с пятого класса средней школы.
3) «Я был из тех, кто счастье лишь пригубит, и, в тот же час, к любви другой летел». (12)
Надо говорить в таком контексте не «летел», а «летит».
4) «Поэт – предназначение судьбой». (42).
«Предназначение судьбой» – не по-русски.
5) «Жажда, которой никак не напиться». (59)
Жажда не напивается, так сказать нельзя.
6) «Как гнев тебе к лицу, где даже губы слышат». (87)
Сочетание «к лицу, где губы слышат» – не по-русски.
7) «Я был с тобою в звёздном далеко». (91)
«В звёздном далеко» – не по-русски.
8) «Размытый далью горизонт на очертаниях огранных». (164)
Огранным может быть станок, а в данном контексте слово применено неверно.
9) «И женщин, желанных мной, было так много». (167)
Надо: «желанных мне», «желаемых мной».
10) «Шуты и Короли – все канут в Лета». (169)
Кануть можно не «в Лета», а «в Лету».
11) «Голос маменьки чист, зоревой и волшебно прозрачен». (200)
В однородном перечислении некорректно применять различные формы слов: «чист», «зоревой», «прозрачен».
12) «Что-то в сердце защемит». (200)
Неверное ударение, надо: «защемит».
13) «Сон-котёнок мурчит и укачан». (200)
В однородном перечислении некорректно применять различные формы слов: «мурчит», «укачан».
14) «Оправданы ночные ожиданья, не оставляя за спиной дилемм». (212)
Неверное применение деепричастного оборота: «оправданы ожиданья, не оставляя дилемм».
Не украшает автора неверное употребление слов: «плечей» (16) вместо «плеч», «хрестьянам» (28) вместо «христианам», «не стлею» (77) вместо «не сотлею», «мерцальность» (91) вместо «мерцанье», «вычур» (154) вместо «вычура» (в ед. числе). Также неудачным представляются новообразования: «цветомёд», «зимолёт», «чудозмеёй».
Ряд фраз и образов представляется рецензенту надуманным:
– «небо зловещет ошибку липкою выжимкой туч» (39);
– «и глаза ненавидят сон» (51);
– «девица выпасла парня желанного» (59);
– «глотая тени… паутин» (67);
– «моих восторгов пламенный источник всё реже возбуждает вены нег» (69);
– «в зеркалье чувств мерцание – игра» (76);
– «живу по притяжению земному» (88);
– «неги грёз росились на ресницах» (90);
– «и зажмуриться, комкая веки» (138);
– «у седины свой листопад; в сердце грезит скворчик» (142);
– «поставь меня, распятого, к стене и расстреляй, шампанским опозоря» (144);
– «в круг русской рулетки, в свинцовое вето, бесценную жизнь ставит Честь на зеро» (155);
– «самовлюблённость равна обожанью» (167);
– «не от Матфея – от Луки слывёт лукавство безобманным. На звуках музыки органной мы пишем белые стихи» (168);
– «роман многоточий – таинственный воздух» (180);
– «и предков праведная кровь у алтаря омоет свечи» (188);
– «жизнь обжита» (197).
Цитатой из плохой газеты, а не из поэтической книги звучат строки (22):
«Из грязи, наречённые братья,
К кормушкам княжьим лезут, соловея,
Предав заветы красного вождя,
Чей прах лежит в застенках мавзолея».
Не лучше обстоят дела и с публицистичными прозаизмами на с. 26:
«На какие шиши похоронят,
По-людски, дураков-мертвецов?
Как спасти матерей и отцов,
Если жизнь их полушки не стоит?
Безответная тьмутаракань,
Где, увы, не найти виноватых,
Где до бедных нет дела богатым,
И жирует бесовская дрянь.
Я не склонен чужое делить,
И добра мне чужого не надо,
Но народ – это вовсе не стадо,
Чтоб его так нещадно доить».
Антипоэтично звучат строфы:
«Холода, пронзая спелый снег,
В двадцать первом коконе фантома,
Держат под прицелом аксиомы –
Время узурпировало век». (171)
Или:
«Патологию мер,
В анатомии дыр аномальных,
Огласит эскулап
Доказательствам свой приговор». (172)
Напрашиваются на пародию строки:
«Слова мои зовутся бредом.
Ты их забудь, себя не мучай.
Ты знаешь, бабы – племя сучье,
И наши беды – сучьи беды» (60).
Или:
«Вот пойду в зоопарк и спрошу у верблюда,
Чем тоску ему вылечил доктор ишак» (146).
Спекулятивными представляются рецензенту стихотворения на страницах 28 («На меня посмотришь – рожа сытая…»), 38 («Душой прикипел к деревне…»), и особенно на с. 165 – этакое сюсюканье с претензией, начинающееся такими вот строфами:
«Притулилась, прилепилась, заприютилась
Избушонка к Яру, с краюшку села.
И в морозы люты в снегах не остудилась.
И была всегда приветливо тепла.
В избушонке той живёт одна молодушка.
Как тростиночка тонка, ясны глаза.
Вдовью долюшку взяла себе Алёнушка,
Светлой горечью полны её глаза».
«Смирись, Господь! Я спонсору пою!» – так автор рецензии склонен охарактеризовать гимн холдинга «Эталон–ЛенСпецСМУ». Подобные произведения, по-моему, могут испортить любую книгу.
Конечно, на страницах книги Льва Алексеева «Время золотых дождей» встречаются не только явные недочёты, но и хорошие стихи, которые я привожу ниже.
* * *
Как обещал, все письма сжёг твои,
В огонь бросая их без сожаленья.
Сгорели клятвы, слёзы, откровенья,
Но не любовь, – в них не было любви!
* * *
После баньки стакан первача
Под лучок и огурчики с хрустом,
Вот и клюковка в сочной капустке,
И хозяюшка здесь, у плеча.
Я налажу певунью-гармонь,
Затяну разухабисто песню.
Мил моя, надо мною не смейся,
Есть и порох во мне, и огонь!
В луноликую ночь над селом
Песнь шальная безудержно льётся,
От души нам не часто поётся,
Но уж если поём – так поём!
Яблочный спас
Если верить приметам –
зиме быть холодной и долгой.
Старики говорят,
что рябина накличет беду.
По медовому следу,
с краюхою хлеба в котомке,
Я за яблочной грустью
в осенние дали уйду.
И в былые года
бедовать приходилось нередко,
Запрягала Беда,
норовила набросить узду.
Наряжалась она мне роднёй,
и женой, и соседкой,
День за днём собирая с души
лихоманную мзду.
От Беды не уйти.
Коль захочет, в дороге нагонит.
Доведётся ли вновь
с милой Осенью свидеться мне?
Повлажнели глаза,
сердце тлеет, сгорая в истоме,
А рябиновый сок
пьяно бредит о скорой зиме.
* * *
В сырую оторопь осин
Тропинкой, влагою размытой,
Отравленный тревогой Мытарь,
В полубреду осенних снов
Сквозь муторную прелость тлена
Забытых ветром облаков
Бреду один, глотая тени
Ветшалых, сирых паутин.
Шуршащий шёпот желтизны
Вещает желчно мрак и холод,
И вызревший болотный солод
В кипящем омуте трясин
Злорадно и зловонно дышит.
И след, оставленный мной, лижет,
Нацеливаясь в спину, стынь,
И небо пьёт желток луны…
* * *
Бормочет ветер заклинанье зла.
Душа молчит. Мятеж любви подавлен.
Смущён мой Слог, в нём потерялись дали.
В медальном выблеске воинственна Зима.
Мне холодно, глаза в горячей вьюге,
Костры кочевья запалил Озноб,
На борозды морщин надвинув лоб,
Вдруг обессилев, задрожали руки.
Сознанье убывает с каждым вздохом.
В упругий жгут закручивая пах,
Меня терзает безотчётный страх.
Проваливаюсь в бездну… Льюсь потоком…
Больничная палата. Люди в белом…
Молчит душа, ей возвращают тело…
Выделяются также отдельные хорошие строки:
«Под пыткой чувств признанье – оговор…» (32)
«И снег с характером – скрипучий…» (35)
«В любовных ласках скромность – воровство,
Учитесь услаждая – наслаждаться…» (56)
«Ты для меня уже не тайна,
Я не в твоём окошке свет». (58)
«Опустился занавес дождя,
Разделивший день на До и После.
До – хмельное, выпитое в розлив,
После – поминальная кутья». (81)
«Мои отчаянные губы
Искали страсти губ твоих.
Они любили за двоих,
О, эти губы-однолюбы». (85)
«Разве важно, кто прав, если знаешь себя виноватым.
Если дни-арестанты черны, как пожизненный срок». (152)
«Помолюсь – и благостно душе.
Отдыхает сердце от печали.
Давеча меня Вы привечали,
Нынче я наскучил Вам уже». (160)
«Когда-то были мы близки.
Совсем недавнее когда-то
Бесстрастной Памятью изъято,
Припрятано по-воровски». (164)
«В камышовой оправе чешуйки от рыбьего меха;
И бездонное небо мне кажется чёрной дырой.
Вторит лаю легавых ружейное, дробное эхо –
Из туманов свинцовых, нависших над самой водой…» (182)
«Мне звонницы поют о русской доле.
Люби Россию, двадцать первый век!» (186)
«Хвать полозьями снег за вихры –
Подкопытный, игольчатый, хладный.
Сани ладны, лошадки добры –
На разгоне бегут безоглядно». (198)
«Затрещала по швам на проталинах снежная шуба». (207)
«Страдая, я учился состраданью
Среди таких же грешников, как я». (208)
Рецензент надеется, что столь подробный, иногда нелицеприятный критический разбор поможет Льву Алексееву приблизиться к совершенству, от которого автор книги «Время золотых дождей», увы, ещё весьма далёк, невзирая на декларируемую божественность.
В заключение – вместо резюме – одностишие (в шутку или всерьёз – решать автору):
Хорошую книгу испортил стихами!..